Маша не переставала плакать, а старуха всеми силами старалась успокоить ее, наконец сама вынула из печи горшок, налила в миску какого-то кушанья и, погладив по голове сироту, посадила ее за стол.

Тут посыпались вопросы за вопросами. Внимание девушки мало-помалу обратилось к другим предметам, слезы высохли, и она смело и расторопно отвечала на все вопросы доброй хозяйки. Совестно стало старухе, что без причины огорчила невинное дитя, стараясь как-нибудь загладить вину, она не только дала Марусе работу, но и хлеба, сыра, круп, сала и даже хохлатую курочку-наседку.

Поцеловав руку доброй хозяйки, успокоенная, осчастливленная сирота с самыми светлыми надеждами отправилась в свое бедное жилище.

Так занималась заря новой жизни одинокой обитательницы хаты за околицей. Средства ее с каждым днем увеличивались. Семенова щедро платила за работу, Солодуха и Ратай делились с Марусей последним куском хлеба, даже дяди иногда оказывали ей помогу. И нелепая басня о вмешательстве нечистой силы в дела сироты скоро рассеялась. Узнав, каким образом скромная, трудолюбивая девушка приобретает средства жизни, люди рассудительные сами посмеялись над своим легковерием и старались выкупить нанесенное сироте оскорбление. Благодаря милости добрых людей, у Маруси явилось несколько голубей, целое стадо кур, трое гусей, кошка и собака. В мрачной избушке, так долго бывшей обителью плача и скорби, стало веселее, и жизнь ее одинокой владелицы потекла ровно, спокойно и ясно… Но новые события изменили ее течение.

XXXIX

Жаркий летний день оканчивался одним из тех прекрасных вечеров, какие и в нашей стороне редкость, ветерок не колебал утомленной зноем растительности, ни одна тучка не виднелась на небе, воздух был так прозрачен, что внимательный глаз, казалось, мог бы заметить, как цветы вбирали в себя прохладную росу. Кончив моток, Маруся вздумала пойти за водой, послышавшийся издали топот коня остановил ее.

Дорогой, мимо кладбища, насвистывая разгульную песню, на малом саврасом коньке, крупной рысью ехал в селение молодой парень. Завидев вдали девушку, он поехал тише и, прервав песню, пристально посмотрел на незнакомку. Это был белокурый, скромно и опрятно одетый юноша, с охотничьей сумой на плечах, в охотничьих сапогах, в соломенной шляпе собственного изделия. По наружности можно было принять его за писаря или лесничего. Сквозь загар, покрывавший щеки, просвечивал яркий, свежий румянец молодости, в глазах, полных огня, выражались любопытство и смелость, по устам пробегала веселая и лукавая улыбка.

Молодые люди с любопытством посматривали друг другу в глаза. Марусе стало как-то неловко: ей пришло в голову, что незнакомец слезет с лошади и начнет говорить с ней, попросит воды… Но ничуть не бывало, он посмотрел только на избенку, на кладбище, на Марусю и поскакал, продолжая насвистывать свою веселую песню.

Маруся начала спускаться к колодцу, а глаза ее как-то сами собою следовали за незнакомым. Приятно было ей глядеть, как смело скакал он через плотину, не обращая внимания ни на глубокие ямы, ни на высокие пни, как конь его рвался, фыркал и подымался на дыбы. Его разгульная песня приятно щекотала слух девушки: ей почти стало грустно, когда всадник скрылся за избами и замерла в воздухе удалая песня.

Впечатление, произведенное этой внезапной встречей, не изгладилось подобно другим, и хотя Марусе некогда было мечтать, однако ж, в ее воображении часто рисовался всадник на саврасом коньке. Она старалась забыть его, но вместе с тем возникало в ее сердце бессознательное желание узнать — кто он? откуда? Спустя несколько дней, когда Маруся, по обыкновению, рано утром шла на могилу матери помолиться, вдали послышался конский топот, и вскоре она увидела того же парня на саврасом коне.