Эрдманн медленно перевела на него глаза и проговорила ровно:

    -  Я хочу заключить контракт на тонкое тело.

    Даниль поперхнулся.

    Судорожно сжал простыню в горсти.

    -  Ань, - ошалело пролепетал он, - Ань, ты что, с ума сошла?! Ты… ну… ну если тебе правда так плохо, покончи с собой! умрешь и все забудешь, родишься снова. Второго Ящера ты уж точно не встретишь…

    -  Вот именно, - тихо сказала она, и Даниль чуть не откусил себе язык.

    Ее лечили от депрессии, но улучшений не намечалось; врач рассказывал о сложности случая, ободрял, говоря, что главное - найти зацепку, что терапии поддавались и более тяжелые проявления, и все же он, старый специалист, не был контактером и ничего не знал об особенностях контактерской психики. Даниль искал по Москве кого-то со нужным опытом, но не находил - попадались почему-то сплошь молодые дамы, которым самим явно требовался психотерапевт. Сергиевский решил, что от классического медика всяко будет больше пользы, по крайней мере в смысле отсутствия вреда. Но в МГИТТ он и первокурснику смог бы объяснить суть проблемы, а этому уверенному, похожему на Ларионова седому джентльмену - не мог, хоть тресни. Для нее даже термина не было.

    То, что называется «зазипованностью», возникает обычно в детстве или подростковом возрасте, в тех случаях, когда тонкое зрение открывается самопроизвольно в неподходящей для этого обстановке. Привести к нему могут комплексы, страх перед кем-то или гипертрофированный самоконтроль. У хирурга Аннаэр, не вылезавшей из операционной, самоконтроль был именно такой. И теперь она сама, своей волей, методично и беспощадно загоняла себя в этот «зип», психологическую блокировку, намеренно отказываясь от контактерских способностей, не желая ощущать тонкий план. Учитывая, какого качества были ее способности и как она свыклась с ними, это было все равно как если бы здоровый человек добивался от себя тяжелой инвалидности - слепоты, глухоты, кожной анестезии…

    Аннаэр легла, вытянув руки поверх одела.

    И спросила - с тенью гнева и неверия:

    -  Почему он не взял меня с собой?

    Даниль встал и дернул плечом.

    -  Потому что ему никто не нужен, - сказал он со злостью. - Потому что он абсолютно самодостаточный человек.

    -  Почему он не взял меня с собой? - шепотом простонала она.

    Сергиевский умолк. Она его не слышала.

    Лаунхоффер исчез.

    Большую часть знавших его людей это крайне обрадовало: человек слаб, и пропажа самого свирепого преподавателя аккурат перед сессией показалась чрезвычайно кстати. Особой мистики никто в этом не наблюдал - все знали, что преподавательской деятельностью Эрик Юрьевич заниматься не любит, ему больше по душе путь кабинетного ученого, и его ухода с должности рано или поздно вполне можно было ожидать. Он только время выбрал странное, но и тут удивляться было нечему: Лаунхоффер вообще не считал себя обязанным исполнять нормы трудового кодекса.

    С того дня, когда Эрик Юрьевич попросил Аннаэр принимать вместо себя зачет, в институте он не появился ни разу. Впрочем, ходили слухи, что кто-то его все же видел. Рассказывалось, что они втроем сидели в кабинете ректора - сам Андрей Анатольевич, Гена-матерщинник и Лаунхоффер - и сосредоточенно, в гробовом молчании пили водку.

    После сессии закончился срок контракта руководителя практики. Гена переписал себе культурно-языковую матрицу за неделю до отъезда и как будто уехал душой. Он все еще говорил по-русски, но совершенно правильно, без сленга и непечатных словечек, с тенью акцента.