Я встал.

    -  Благодарю вас, я сыт. Позвольте мне откланяться. У меня назначено деловое свидание.

    Осторожно закрывая за собой дверь, я услыхал, как вдова сказала: «Ты не находишь, что он удивительно похож на штаб-майора Пола?..»

    В спальне я распаковал чемодан и переложил одежду в стенной шкаф, и снова позвонил Римайеру. К телефону опять никто не подошел. Тогда я сел за стол в кабинете и принялся исследовать ящики. В одном из ящиков обнаружилась портативная пишущая машинка, в другом - почтовый набор и пустая бутылка из-под смазки для аритмичных двигателей. Остальные ящики были пусты, если не считать пачки смятых квитанций, испорченной авторучки и небрежно сложенного листка, разрисованного рожицами. Я развернул листок. Видимо, это был черновик телеграммы. «Грин умер у рыбарей получай тело воскресенье соболезнуем Хугер Марта мальчики». Я дважды прочел написанное, перевернул листок, изучил рожицы и прочел в третий раз. Видимо, Хугеру и Марте было невдомек, что нормальные люди, сообщая о смерти, говорят в первую очередь, отчего или как умер человек, а не у кого он там умер. Я бы написал: «Грин утонул во время рыбной ловли». В пьяном виде, вероятно. Кстати, какой у меня теперь адрес?

    Я вернулся в холл. У двери в хозяйскую половину сидел на корточках худенький мальчик в коротких штанишках. Зажав под мышкой длинную серебристую трубку, он, сопя и пыхтя, торопливо разматывал клубок бечевки. Я подошел к нему и сказал:

    -  Привет.

    Реакция у меня не та, что прежде, но все-таки я успел увернуться. Длинная черная струя пролетела у меня над ухом и плюхнулась в стену. Я изумленно глядел на мальчишку, а он глядел на меня, лежа на боку и выставив перед собой свою трубку. Лицо его было мокрое, рот открыт и перекошен. Я оглянулся на стену. По стене текло черное. Я снова посмотрел на мальчика. Он медленно поднимался, не опуская трубки.

    -  Что-то ты, брат, нервный, - произнес я.

    -  Вы стойте, где стоите, - хрипло сказал мальчик. - Я вашего имени не называл.

    -  Да уж куда там, - сказал я. - Ты и своего не называл, а палишь в меня, как в чучело.

    -  Вы стойте, где стоите, - повторил мальчик. - И не двигайтесь. - Он попятился и вдруг забормотал скороговоркой: - Уйди от волос моих, уйди от костей моих, уйди от мяса моего…

    -  Не могу, - сказал я. Я все старался понять, играет он или действительно меня боится.

    -  Почему? - растерянно спросил мальчик. - Я все говорю как надо.

    -  Я не могу уйти, не двигаясь, - объяснил я. - И стоя, где стою.

    Рот у него снова приоткрылся.

    -  Хугер, - сказал он неуверенно. - Говорю тебе, Хугер: сгинь!

    -  Почему Хугер? - удивился я. - Ты меня с кем-то путаешь. Я не Хугер, я Иван.

    Тогда мальчик вдруг закрыл глаза и пошел на меня, наклонив голову и выставив перед собой свою трубку.

    -  Я сдаюсь, - предупредил я. - Смотри не выпали.

    Когда трубка уперлась мне в живот, он выронил ее и, опустив руки, весь как-то обмяк. Я наклонился и заглянул ему в лицо. Теперь он был красный. Я поднял трубку. Это было что-то вроде игрушечного автомата - с удобной рифленой рукояткой и с плоским прямоугольным баллончиком, который вставлялся снизу, как магазин.

    -  Что это за штука? - спросил я.

    -  Ляпник, - сказал он угрюмо.