Изменить размер шрифта - +
..
   - Здорово, браво, - сказал Иван Ильич  и  засмеялся.  -  Ну  уж  ладно,
сидите, только, если что начнется, - немедленно в укрытие... - Он за плечо
притянул к себе Дашу  и  шепнул  на  ухо:  -  Черт  знает,  как  хорошо...
Правда?.. Ты очень хороша...
   Он махнул рукой и пошел к землянке.  Когда  они  опять  остались  одни,
Анисья сказала тихо:
   - Век бы так сидеть...
   Агриппина:
   - Счастье-то кровью добываешь... Оттого оно и дорого...
   Даша:
   - Девушки мои, чего я только в жизни не  видела,  и  все  летело  мимо,
летело, не задевая... Все ждала небывалого,  особенного...  Глупое  сердце
себя мучило и других мучило... Лучше любить хоть одну ночь, да вот  так...
Все понять, всем наполниться, в одну ночь прожить миллион лет...
   Она склонилась головой  к  плечу  Анисьи.  Агриппина  подумала  и  тоже
прислонилась с другой стороны к Анисье. И так  они  долго  еще  сидели  на
жерди, спиной к звездам.


   Кутеповскую артиллерию корректировали новенькие  бипланы,  -  покружась
над разрывами, сбросив красным парочку бомб, они, как ястребы, планировали
в степь к горизонту, к батареям,  начавшим  на  рассвете  сильный  обстрел
Маныча.
   Для   острастки   противника   из   дивизии   прилетела   единственная,
поднимающаяся на воздух машина - старый тихоходный ньюпор, отбывший службу
в империалистической войне и кустарно отремонтированный в Царицыне.
   На него страшно было глядеть,  когда  он,  противно  всем  естественным
законам аэродинамики, деревянный,  с  заплатанными  крыльями,  треща  и  -
вот-вот - замирая, проносился над головами. Зато летал  на  нем  известный
всему Южному фронту и прекрасно известный белым летчикам Валька Чердаков -
маленький, как обезьяна, весь перебитый, хромой,  кривоплечий,  склеенный.
Его спрашивали: "Валька, правда, говорят,  в  шестнадцатом  году  ты  сбил
немецкого аса, на другой день слетал в Германию и сбросил  ему  на  могилу
розы?" Он отвечал писклявым голосом: "Ну, а что?" Известный прием его был:
когда израсходована пулеметная лента, - кинуться сверху  на  противника  и
ударить его шасси. "Валька, да как же ты сам-то не разбиваешься?" - "Ну, а
что, и угробливаюсь, ничего особенного..."
   Когда увидели его машину, летевшую низко над  степью,  все  повеселели,
хотя веселого было мало.  Бризантные  снаряды  рвались  по  обоим  берегам
Маныча, прижимая красноармейцев в окопы. Против одной  нашей  грохало  без
роздыху с их стороны, по крайней  мере,  шесть  батарей.  Цепи  противника
быстрыми перебежками, азартно и неудержимо приближались.
   Валька Чердаков подлетел,  покачал  крыльями,  приземлился  неподалеку,
вылез из самолета и, прихрамывая,  ходил  около  него.  К  нему  подбежали
красноармейцы. Все лицо его было залито машинным маслом.
   - Чего, ну, чего не видали? - сердито сказал он, вытаскивая из фюзеляжа
чемоданчик с инструментами  и  запасными  частями.
Быстрый переход