..
- Здорово, браво, - сказал Иван Ильич и засмеялся. - Ну уж ладно,
сидите, только, если что начнется, - немедленно в укрытие... - Он за плечо
притянул к себе Дашу и шепнул на ухо: - Черт знает, как хорошо...
Правда?.. Ты очень хороша...
Он махнул рукой и пошел к землянке. Когда они опять остались одни,
Анисья сказала тихо:
- Век бы так сидеть...
Агриппина:
- Счастье-то кровью добываешь... Оттого оно и дорого...
Даша:
- Девушки мои, чего я только в жизни не видела, и все летело мимо,
летело, не задевая... Все ждала небывалого, особенного... Глупое сердце
себя мучило и других мучило... Лучше любить хоть одну ночь, да вот так...
Все понять, всем наполниться, в одну ночь прожить миллион лет...
Она склонилась головой к плечу Анисьи. Агриппина подумала и тоже
прислонилась с другой стороны к Анисье. И так они долго еще сидели на
жерди, спиной к звездам.
Кутеповскую артиллерию корректировали новенькие бипланы, - покружась
над разрывами, сбросив красным парочку бомб, они, как ястребы, планировали
в степь к горизонту, к батареям, начавшим на рассвете сильный обстрел
Маныча.
Для острастки противника из дивизии прилетела единственная,
поднимающаяся на воздух машина - старый тихоходный ньюпор, отбывший службу
в империалистической войне и кустарно отремонтированный в Царицыне.
На него страшно было глядеть, когда он, противно всем естественным
законам аэродинамики, деревянный, с заплатанными крыльями, треща и -
вот-вот - замирая, проносился над головами. Зато летал на нем известный
всему Южному фронту и прекрасно известный белым летчикам Валька Чердаков -
маленький, как обезьяна, весь перебитый, хромой, кривоплечий, склеенный.
Его спрашивали: "Валька, правда, говорят, в шестнадцатом году ты сбил
немецкого аса, на другой день слетал в Германию и сбросил ему на могилу
розы?" Он отвечал писклявым голосом: "Ну, а что?" Известный прием его был:
когда израсходована пулеметная лента, - кинуться сверху на противника и
ударить его шасси. "Валька, да как же ты сам-то не разбиваешься?" - "Ну, а
что, и угробливаюсь, ничего особенного..."
Когда увидели его машину, летевшую низко над степью, все повеселели,
хотя веселого было мало. Бризантные снаряды рвались по обоим берегам
Маныча, прижимая красноармейцев в окопы. Против одной нашей грохало без
роздыху с их стороны, по крайней мере, шесть батарей. Цепи противника
быстрыми перебежками, азартно и неудержимо приближались.
Валька Чердаков подлетел, покачал крыльями, приземлился неподалеку,
вылез из самолета и, прихрамывая, ходил около него. К нему подбежали
красноармейцы. Все лицо его было залито машинным маслом.
- Чего, ну, чего не видали? - сердито сказал он, вытаскивая из фюзеляжа
чемоданчик с инструментами и запасными частями. |