Изменить размер шрифта - +
..  Тихо. Спит? О
чем она думает? Единственная здесь женщина, одна-единственная на всей Земле.
Я вдруг понял, что  хочу быть  с  ней. Невыносимо  так  долго  оставаться  в
одиночестве. Говорить с другим человеком,  чувствовать его близость--это  же
настоящее  счастье, что может быть.  Мне захотелось открыть дверь, объяснить
Катрин...
     Я остановился. Поспешный шаг, необдуманный поступок--как  легко сломать
то, что  так тонко, так хрупко и соткано  из  одних чувств. Повернувшись,  я
ушел так же тихо, как и пришел.
     Когда я  спускался  по лестнице, мне  снова  почудились чьи-то  шаги. Я
прислушался... Ни звука. Может, это Катрин?
     -- Катрин! --позвал я.-- Катрин!
     Молчание.
     Может,  там,  внизу, стоит  кто-то, замерев, как и я, и так же, как  я,
прислушивается?
     Я вдруг сорвался с места, бросился по ступеням вниз, миновал один этаж,
второй.
     Никого. Я огляделся по сторонам, но ничего необычного не увидел. Сердце
у  меня  колотилось, я  задыхался. Я  сам себе  казался смешным.  Может, это
галлюцинации?
     Маленькое приключение пошло мне на пользу, оно заставило меня очнуться,
вернуло  к действительности, напомнило,  где я и что  со мной. Ничего нельзя
делать, забыв про  все,  что  произошло, и про то, что  из этого получилось.
Любое решение  должно  исходить из сегодняшнего положения дел.  Катрин--это,
конечно, серьезно, по-настоящему серьезно; тут надо все хорошенько обдумать.
Мои мысли о ней, мои желания--естественное следствие наших отношений. Но и с
другими, с Эллиотом, с Эйнаром, меня тоже связывают особые отношения. Только
их тут нет. А Катрин здесь, и она--женщина. Что же в ней так привлекает меня
сейчас?   Что-то   новое,  непривычное...   Новая,  неожиданно   открывшаяся
личность...
     Тогда, двести лет назад... Мы  встретились после того, как нам изменили
внешность,  то  есть  после  пластической операции,  которая  позволила  нам
принять чужой облик, надеть  чужую личину, а значит, переменить и внутреннюю
сущность. Разумеется,  мы  находились на службе  не  круглые сутки,  могли и
поболтать,  так  сказать, по-приятельски--о  политике,  о  своих  проблемах,
мечтах, надеждах. Джонатан был ведущим развлекательных  программ, он работал
в какой-то провинциальной студии.  Актером он не  был, но свое дело знал. От
него исходила какая-то  уверенность,  он вызывал доверие у людей и так умело
заставлял публику подыгрывать себе,  что люди даже не замечали, что выглядят
смешными. Его звали  Джонатан  Берлингер, но  мы употребляли в общении между
собой  лишь  имена  и  фамилии  тех людей, которых  играли. Для  нас  он был
Эллиотом  Бурстом. Понятно, почему его выбрали на роль президента:  это  был
солидный,  крупный   мужчина  с  намечающимся   брюшком,  а  все  это  якобы
располагает людей к себе,  да  и голос у него был почти неотличим  от голоса
главы нашего правительства.  Даже черты  лица  пришлось изменить  не  так уж
сильно:  добавили чуток  жиру  под  подбородком,  сделали  нос  помясистее и
порельефнее  надбровные дуги.
Быстрый переход