Для
миллионов телезрителей мы были всесильными вождями, которые призывали народ
действовать, сулили победу и разжигали ненависть. Несколько месяцев подряд
нам показывали кинохронику с участием тех людей, в роли которых нам
предстояло выступать, чтобы мы не допускали ни малейших отклонений от их
стиля поведения и манеры держаться. Школили нас сурово, за нами постоянно
следил неусыпный глаз компьютера, и за малейший сбой или ошибку начислялись
штрафные очки. Нам не рекомендовалось выходить из роли даже в короткие часы
отдыха, тем более что мы уже не могли избавиться от измененной внешности.
Когда входишь в образ, процесс этот настолько захватывает тебя, что
затрагивает не только внешние проявления--иногда я ловил себя на том, что
усвоил даже образ мыслей Рихарда Валленброка, даже его манеру аргументации;
с одной стороны, это меня радовало, с другой--смущало. Оказавшись перед
телекамерами и микрофонами с заготовленным для меня текстом выступления, я
забывал, что накануне учил его; у меня появлялось такое чувство, будто это я
сам принимал решения, приводившие в движение людей и технику, будто я и
впрямь действовал по собственному замыслу и плану, охватывавшему буквально
все, вплоть до верований и религии.
С моими коллегами дело обстояло точно так же. Мы почти постоянно
находились под чьим-то присмотром-- если нас не донимал режиссер, то опекал
охранник,-- однако в хаосе последних недель все чаще возникали моменты,
когда нам хотелось поговорить друг с другом наедине и откровенно. Возможно,
причина была в том, что в отличие от людских масс, к которым обращены были
наши возвышенные речи, сами мы отнюдь не были убеждены в правильности
политических и военных доктрин правительства. Наверное, иначе и быть не
могло, ведь вся наша деятельность была, в конце концов, жульничеством. Со
временем мы начинали понимать все больше и больше. Вожди находились в
каком-то тайном и безопасном месте. Там же, где выступали мы -- будь то
встреча с народом, запись на телестудии или на радио,--даже всемогущая
секретная служба не гарантировала нам абсолютной безопасности. Слишком уж
много людей принимало участие в таких мероприятиях, так что приходилось
опасаться покушений, подброшенных бомб, ядовитых газов, противник мог
прибегнуть к любым средствам, чтобы парализовать руководство, уничтожить
центр связи. Прошло немало времени, прежде чем мы поняли, для чего мы
понадобились, но к этому моменту война уже достигла той стадии, когда
опасность грозила всем без исключения, всем, кто находился на территории
военных действий, а этой территорией стала уже вся Земля. Мы и сами не
знали, где находится "большая четверка"; об этом известно было лишь узкому
кругу лиц, а они, разумеется, молчали.
Конечно, мы не были большими политиками, нам не дано было творить
историю, изменять мир. |