Едва Агна стерпела слова резкие – проучить бы за дерзость, да с чего с той взять – каковы хозяева таковы и слуги. А она тут даже не гостья.

– Забери всё и унеси.

Та только подбоченилась, сузив в гневе и без того раскосые глаза.

– Сама и уноси, – хмыкнула, – будет ещё тут нос воротить, не получишь ни крошки до самого вечера, раз не голодная, – развернулась и назад к двери пошла.

Агна было спохватилась, да одёрнула себя – не станет ничего выведывать. Подождёт. Хотя княжичи явно не торопились звать её. И уж мысли стали вкрадываться разные, мельтешить – не забыли ли о ней? Да только как мелькнули в памяти глаза сумрачные стылые княжича старшего, сомнения вмиг рассеялись – нет, этот не забудет, всю душу выпотрошит, а своё получит. Но и Агна не так проста, как думают они, только девка она и есть девка – на скамью и под подол, а там докажи, кто смел. А потому оружие то, зуб острый, что висел на поясе, одной единственной защитой ей был.

Время текло медленно, и казалось, уж обедня скоро – до того невыносимо стало ожидание, внутри дрожало и сжималось всё от предчувствия дурного, хоть в пору самой иди и требуй поскорее со всем разобраться. Как раздался грохот шагов – не ступал, а бежал кто то. В дверь просунулась светлая голова о́трока.

– Заходи уже, – сердито велела Агна, закрывая войлок окошка.

– Велено мне тебя привести, – виновато склонил голову, смотря смущённо, и негодование, что растравлено было ожиданием тягучим, улетучилось разом.

– Кем велено? – на всякий случай уточнила Агна, проходя к выходу.

– Княжичем Анара́дом.

–А тебя то как нарекли родичи? – посмотрела ему в лицо, подходя ближе.

Отрок рослым оказался – едва не с ней вровень, вырастит юношей удалым.

– Нет у меня родичей, – буркнул он, разворачиваясь, спеша разговор зародившийся скорее прервать. – А зовут меня Грошко.

– Так были же?

Отрок через плечо обернулся, пронизывая ясными голубыми глазами, которые тут же погасли, будто замутились воспоминаниями.

– Ну, были. Забрал их Коган.

Агна так и закаменела, как в пол вросла.

– Как Коган? Зачем?

– Не знаю, мал был, ещё разговаривать не мог, да и не помню их. Пошли, велено же скорее, – поторопил сердито и пустился чуть ли не бегом по лестнице – поди, догони.

Мысли замельтеши в голове беспорядочно, и внутри ещё мрачнее стало, из услышанного Агна так ничего и не поняла. Шла за Грошко молча, о́трок вёл через переходы сумрачные да двор небольшой, но уже полнившийся людьми, пока не оказались они перед крыльцом высоченным княжеским, что занимал едва ли не два яруса. Агна будто от морока очнулась, огляделась. По небу прозрачные облака текли, озарённые бледным золотом – утро уж вступало в силу, тени становились глубокими и синими, и воздухе собиралось последнее тепло. Агна заметила, что трава тут ссохшаяся вся, опутанная паутиной, в то время как на лугах ещё пасутся стада – осень тут будто торопилась к своему исходу. Сруб терема скалой нависал, добротный, на века поставленный, с оконцами небольшими, кровли коньками венчанные со звериными головами. А больше Агна и рассмотреть ничего не смогла, чтобы не отстать от Грошко, поспешила, поднимаясь по высоким ступеням, и едва не выдохлась от такого крутого подъёма.

Вошли они в горницу, на удивление светлую, чем думалось. Здесь пахло совсем иначе, чем в избах чернавок: горечью и крепостью – мужичком духом. И сразу ясно стало, что женщин здесь меньше, а может, и вовсе нет. Едва они с Грошко прошли столбы резные, что подпирали расписной балочный потолок, Агна увидела длинный стол, застеленный скатертью белоснежной с выставленной на ней щедрой снедью, за ним уже сидели княжичи – старший и младший.