– Пусти, – жар залил лицо от стыда и возмущения, она вцепилась в его сдавливающие её стан руки, скованная ими, словно широкими обручами, и хоть бы что! – Не трогай меня, отпусти.

Он грубо поставил её на пол – Агна едва равновесие не потеряла, но Анара́д упасть не позволил, вновь за шею под затылком схватил ручищей и рванул на себя, так, что Агна ударилась о его грудь, успев увидеть, как закручивается в синих глаза смерч.

– Будешь сидеть тут, волчица, пока не решишь говорить, – прошипел сквозь зубы он, простреливая взглядом губительным с блеском, настолько морозным, что снова холодно в животе сделалось. Анара́д сжал губы, свысока посмотрел, опуская взгляд ниже, сначала на её губы, потом к щеке, и пальцем надавил в том месте, где остались ещё следы синяков от укуса Вротислава. – Я смотрю, привыкшая ты, что все тебя по шёрстке гладят.

– А тебе, выходит, никто отказ ни в чём не давал, – оборонилась тут же Агна.

– Верно думаешь, только ты забылась, где ты и кто перед тобой.

Агна раскрыла губы, чтобы говорить, и тут же поймала на выдохе едва не сорвавшееся признание – он не поверит, только рассмеётся в лицо, как его братец, и бесполезно что то объяснять. Ко всему Агна ушла из княжества, выбрав себе иную стезю, и о том, что она – княжна, забыть уж нужно, и не вспоминать при первой угрозе её жизни.

И такое бессилие накатило, что губы её задрожали предательски, и вместе с тем дрожь прокатилась по плечам от осознания близости мужчины, того, что княжич всё ещё держит её железной хваткой. Агна ощутила вдруг под своими ладонями бугрящиеся мышцы рук Анара́да и запах его тела, пропитанный ароматом вяза – чуть горький и терпкий на вкус: он окутал, дурманя, просачиваясь под самую кожу, крепостью тягучей пробираясь в кровь, разгоняя напором по телу.

И не успела она ничего понять, Анара́д, будто ощутив что то тоже, глаза сузил, поднимая подбородок, будто разглядеть её внимательней пытался. Его руки сползли ниже – к локтям, а по телу, будто горячие струйки потекли вслед за его движением, их тепло обволокло до дрожи и упоения, скользя по ставшей чувствительной коже. Он притянул Агну к себе почти вплотную, и она не могла препятствовать тому – настолько неведомые доселе чувства завладели ей. В следующий миг – кто бы мог подумать! – навис тучей тёмной, поймал её губы, жадно вдавливаясь в них жёстко, порывисто, несдержанно. Агна назад отступить попыталась, а из груди вскрик рванулся, который княжич заглушил разом, сковав затылок ладонью, плотнее вжимаясь в губы, сминая и прикусывая, в себя втягивая, дико, необузданно – это даже поцелуем назвать нельзя было, а нападением, против которого Агна проиграла с самого начала, сокрушённая его натиском.

Едва схлынуло ошеломление, как в глубине живота горячая волна всплеснула, обдавая жаром с ног до головы. Анара́д вперёд качнулся, будто от хмеля крепкого, и когда он, нещадно протолкнув язык в рот, перекрыл судорожные вдохи, Агна ощутила дробящую, разящую мощь его тела, которую уже успела познать. Она вливалась в неё холодными несдерживаемыми потоками, пока голова не пошла кругом, и в глазах не потемнело, и упала бы, если бы княжич до сих пор её не придерживал, прожигая ладонью поясницу. Агна и сама не поняла, в какой миг стала отвечать на поцелуй, а как опомнилась, сжала вмиг вспотевшие ладони в кулаки, ударила его в каменную грудь, но он только напористей заскользил губами, срывая её дыхание с губ, сминая неутолимо. Тогда Агна сомкнула зубами мягкую губу княжича. На языке вмиг солоно стало.

– Волчица дикая, – прошептал он глухо, дыхание его горячее прокатилось по влажным губам, растекаясь по лицу.

Агна видела, как стремительно набежала капелька крови на его губе, видела, как грудь вздымалась широко и обрывисто – с него всё ещё не сошёл пыл, а глаза потемнели омутами, так, что она будто в проруб ледяной нырнула, он с новой силой сковал её, впился в губы ещё безумнее.