Выходя из квартиры, он внимательно глянул на замок профессорской двери – и на нем таки виднелись царапины. Значит, хотя бы попытка взлома Муравьеву не привиделась. Прочее – как знать.

Так. Если бы он сам следил за домом профессора, то, наверное, от угла дома. Или с другой стороны улицы. Никаких подозрительных мужчин в кепке. Конечно, если бы он следил всерьез, то мог бы организовать пункт и через улицу, с группой, ждущей отмашки неподалеку… дьявол. Вообще не ко времени! Но заняться этим все равно нужно было. Не бросать же этого ученого пьяницу. Тем более что он все-таки помог. Или все испортил, это как посмотреть.

III. Звонки и мысли

Вернувшись в управление, он первым делом выдал Михаилу почетное задание: хоть ужом, хоть змейкой, но обязательно выяснить, не заинтересованы ли соседи в некоем профессоре с длинным перечнем званий. Потому что если да – то это одно, а если нет – это совершенно другое. Но пока этой информации не было, думать о Муравьеве смысла не имело. Тем более что для подумать были и другие темы. Точнее, одна тема, но ветвистая, как дуб у Лукоморья.

«А я, стало быть, за ученого кота. Хожу и хожу вокруг, когда надо прямо к сути».

И разговор с профессором высветил эту суть, которая ведь мелькала уже когда-то, еще тогда, на Стекляшке. Ольга и ее знания культа. Ольга и ее совпадения. Ольга, нарушающая схему. Ольга, с которой вечером предстояло свидание. Ольга со всеми ее странностями. Обо всем этом следовало подумать, причем серьезно. К сожалению, плотно думать не получалось, только урывками, потому что настало время, в которое, согласно заметке в газету, должны были звонить искатели знакомства.

Словно подслушав, зазвонил спаренный телефон.

– Алло, – грустно и как-то меланхолично произнесла Стеллочка из детской комнаты милиции. Именно ей выпало играть роль тоскующей по идеалу художнице.

Стеллочка, пухлая, низенькая, была добрейшей души человеком. Еще в институте она твердо решила, что ее призвание – делать мир лучше, и сейчас во Владивостоке не было другого специалиста с таким высоким процентом возврата детей в семьи. Выбрали ее на роль тоскующей художницы за то, что из всех девушек управления она больше других понимала в рисовании и художниках, хотя сама кисть в руках не держала со школы.

С маньяками-убийцами в работе Стелле до сих пор сталкиваться не доводилось и не хотелось, и уговорить себя она позволила только обещанием выбить-таки из высокого начальства еще одного сотрудника в отдел.

– Здравствуйте, – не менее грустно ответил ей низкий, приятный баритон. – Я люблю Кандинского. А вы?

– Караваджо, – со вздохом сообщила Стелла. – И Босха. О, если бы Босх рисовал в манере Караваджо, какие шедевры вышли бы из-под его кисти!..

Босха в рисовке Караваджо Дмитрий себе представлял плохо. Баритону фантазии, видимо, тоже не хватило.

– Эм… – Собеседник замялся, потом выправился, правда, в голосе появилась какая-то робость. – А какое мороженое вы любите? На набережной есть один киоск, там подают земляничное, и такое, что пальчики оближешь. И музыка всегда играет. Так, может?..

«Вряд ли тот зверь, который бежит на ловца. К тому же, судя по звукам, звонит с домашнего. Точно, вон телевизор работает, что-то знакомое транслируют… у него что, телефон прямо рядом с телевизором стоит? Похоже, да. Точно, начало фильма «Храни меня мой талисман» Балаяна. Я бы и сам посмотрел, если бы не работа… так, работа. Стал бы я, будучи предусмотрительным психом, звонить с домашнего номера телефона? Да никогда. Значит, пока что под щебет Стеллочки, которой мороженое нравилось всякое, но лучше шоколадное, можно было подумать о другом.