Она размышляет о тебе. Обучен, как сидх, ездишь на сидхийском коне. Ни один человек не вел себя так в Царстве. Бан очень заинтересовалась, да и мы все. – Она показала на других женщин в столовой.
– Я сгораю от ревности, – проворчал Николай, поедая засахаренный персик.
– Ты ведь недавно с Земли, – продолжала Улатх. – Как там?
Майкл обвел взглядом столовую и понял, что его ответа ждут все.
– У нас вдоволь машин.
– Да, раньше их было маловато.
– И мы побывали на Луне.
– Я тоже была один раз на Луне, – заявила Улатх. – Там такие прелестные сады.
– Простите? – Майкл вытер руки белой льняной салфеткой.
…Стены комнаты Бан…
…Эмма Ливри, еще одна пешка…
– Нет, наша Луна не такая, – возразил Майкл, быстро придя в себя. – Она безжизненная, ни воды, ни воздуха.
– Сады есть для того, кто их видит, – заметила Улахт.
– Улатх бывала всюду, – сказал Майклу Николай. – Она была знакома с королем Артуром.
Улатх взглянула на Николая с легкой укоризной и снова повернулась к Майклу.
– Никому из нас не удалось толком прочесть твою память.
– Да? – Майкл подумал, что Улатх изучила его ауру весьма основательно.
– Твои планы и намерения остались неясны. В Иньясе Трае вежливость требует быть открытым. Николай, к примеру, вполне открыт.
– Мне скрывать нечего, пока поблизости нет мужчин, – ухмыльнулся Николай.
– Здесь нет мужчин, – заверила Улахт. – Нас интересует Майкл…
Едва ли стоило выкладывать все. Майкл сказал, что попал в Царство случайно. Он упомянул о музыке Валтири и пропустил значительную часть дальнейшего. Лишь вскользь коснулся своего обучения у Журавлих и рассказал о Линь Пяо Тае, не упомянув о книге. Улатх сосредоточенно внимала, и когда Майкл закончил, погладила его по руке. Это было холодное, наэлектризованное прикосновение, совсем не так гладила Элевт.
И Бан Часов. «Даже если при этом окажешься пешкой в игре тех, о ком ничего не знаешь?»
– Пойдемте, – чуть грубовато сказал Николай. Он встал и оправил на себе городской наряд. – Найдем Эмму.
Они покинули дом Бан и, миновав рощу, подошли к небольшому каменному особняку. Он был окружен тополями и лиственницами. С одной стороны матово поблескивала зеркальная гладь озера, рассеивая утренние лучи. По озеру, словно персонажи карнавального шествия, скользили лебеди, и расходящиеся от них волны покачивали лилии.
Тяжелая деревянная дверь особняка укрывалась под аркой с резными, высотой в фут, изображениями святых. Майкл никогда не бывал в церкви и не узнал ни одного из них. Николай перекрестился, глядя на барельеф, и пробормотал:
– Святой Петр.
Он взялся за тяжелый дверной молоток в виде головы дракона и дважды стукнул.
– Она просто очаровательна, вот увидите, – пообещал он.
Дверь приотворилась, и высунулась голова с худым лицом, обрамленным прямыми волосами. Коричневые глазки быстро оглядели пришельцев.
– А, Николай.
Дверь отворилась шире. На пороге стояла женщина довольно необычной внешности. Ростом около четырех футов, худая как соломина, в черном платье с длинными рукавами, тощие руки обтянуты белыми перчатками. Выражение лица с опущенными, должно быть, от природы, уголками рта и насмешливо поднятыми бровями, казалось, говорило: «Меня легко задеть, лучше не связывайтесь со мной, – кусаю без предупреждения». |