Видят

    редких звезд глаза,

окружая

     Зимний

        в кольца,

по Мильонной

       из казарм

надвигаются кексгольмцы.

А в Смольном,

        в думах

           о битве и войске,

Ильич

    гримированный

          мечет шажки,

да перед картой

         Антонов с Подвойским

втыкают

     в места атак

          флажки.

Лучше

    власть

      добром оставь,

никуда

    тебе

      не деться!

Ото всех

      идут

       застав

к Зимнему

     красногвардейцы.

Отряды рабочих,

         матросов,

              голи-

дошли,

    штыком домерцав,

как будто

     руки

        сошлись на горле,

холёном

     горле

       дворца.

Две тени встало.

          Огромных и шатких.

Сдвинулись.

      Лоб о лоб.

И двор

    дворцовый

         руками решетки

стиснул

     торс

      толп.

Качались

      две

      огромных тени

от ветра

      и пуль скоростей,-

да пулеметы,

       будто

          хрустенье

ломаемых костей.

Серчают стоящие павловцы.

"В политику...

        начали...

             баловаться...

Куда

   против нас

        бочкаревским дурам?!

Приказывали б

        на штурм".

Но тень

     боролась,

          спутав лапы,-

и лап

    никто

      не разнимал и не рвал.

Не выдержав

      молчания,

           сдавался слабый-

уходил

    от испуга,

          от нерва.

Первым,

     боязнью одолен,

снялся

    бабий батальон.

Ушли с батарей

        к одиннадцати

михайловцы или константиновцы...

А Керенский-

       спрятался,

            попробуй

                вымань его!

Задумывалась

       казачья башка.