Джинелли открыл сумку и достал бифштексы. Потом впрыснул в них то, что он назвал Пит-булл-коктейлем Джинелли — смесь мексиканского коричневого горошка со стрихнином. Сперва он помахал ими в воздухе, пока сонные псы не ожили. Один из них громко зарычал. Его рычание больше походило на храп человека с воспалением носоглотки.

— Заткнитесь или не получите ужина, — дружелюбно сказал Джинелли. Он побросал бифштексы за ограждение. Псы встретили их довольно равнодушно. Некоторые рычали, но глухо. Джинелли мог с этим ужиться. Кроме того, если бы кто-то и пошел проверить загон, он воспользовался бы фонариком, и у Джинелли хватило бы времени, чтобы забраться поглубже в лес. Но никто не появился.

Содрогаясь от ужаса, Вилли слушал, как Джинелли спокойно рассказал о том, как сидел рядом, курил Кэмел и наблюдал, как дохнут псы. Большинство умерло без мучений, по словам Джинелли («Не было ли в голосе Джинелли слабой нотки сожаления?» — с беспокойством подумал Вилли). Очевидно, все дело было в наркотиках, которыми их уже напичкали. Только у двух псов наблюдались слабые судороги. Вот и все. Джинелли решил, что им повезло — цыгане уготовили им худшую участь, а здесь все закончилось менее чем за час.

Когда он убедился, что все псы околели, он вынул долларовый банкнот, на котором написал: «В следующий раз это будут твои внуки, старик. Вильям Халлек приказал снять проклятие». Он засунул доллар под веревку, служившую ошейником одному из псов, и нацепил ему на голову шляпу, сбросил тапочки, достал из кармана собственные туфли, надел их и ушел. На обратном пути он слегка заблудился и снова провалился в трясину. Наконец, он увидел огни фермы и сориентировался, нашел дорогу, забрался в машину и отправился обратно в Бар-Харбор.

Джинелли проехал полдороги, когда что-то в машине начало беспокоить его. Он не смог выразить это яснее или лучше — просто в ней что-то стало казаться не в порядке. Не в том, как она слушалась руля или пахла как-то иначе, просто что-то казалось неверным. У него и раньше возникали такие ощущения, и в большинство, они ничего не значили. Но в паре случаев…

— Поэтому я решил расстаться с машиной, — сказал Джинелли. — Меня не устроил бы даже слабый шанс, что один из них, который, к примеру, страдал бессонницей, мог бродить вокруг и увидеть ее. Я не хотел, чтобы они потом узнали машину, потому что они могли рассыпаться, искать меня, найти меня. Найти тебя. Видишь? Я воспринимал их вполне серьезно. Гляжу на тебя, Вильям, и приходится воспринимать.

Итак, он оставил машину на другой, заброшенной дороге, вытащил распределительный колпачок и вернулся в город пешком. Когда он добрался до отеля, начинало рассветать.

Перевезя Вилли в Норт-Ист-Харбор, он вернулся в Бар-Харбор на такси, сказав водителю ехать медленно, потому что он хочет взглянуть на кое-что. Через пару миль он увидел Нову со знаком «продается» на стекле. Он убедился, что хозяин дома, возле которого стояла Нова, на месте отослал такси и заключил сделку, отдав владельцу наличные. За двадцать долларов сверху, хозяин — молодой парень (а у этого парня вшей в голове было больше, чем баллов в Коэффициенте Интеллекта) согласился оставить на Нове номера Мэйна, приняв обещание Джинелли прислать номера через неделю.

— И я даже могу это сделать, — задумчиво сказал Джинелли. — Если, конечно, мы останемся в живых.

Вилли внимательно посмотрел на него, но Джинелли просто продолжал свой рассказ.

Он направился обратно в Бар-Харбор, но обогнул сам город, проехав прямо к лагерю цыган.