Слезы высохли, с лица сошли алые пятна, а значит, можно было возвращаться домой.
— Теть Гал, а ты чего с той стороны едешь? — удивился Ласси.
— В лесу была, гостинец тебе везу, — я раскрыла ладонь на которой лежали четыре ягодки.
— Клубника? А почему маленькая такая?
— Глупышка! — щелкнула я племянничка по наморщенному носику. — Это земляника. Первая. Оттого и мало так. А еще две длани пройдет и ее в лесу видимо-невидимо будет. Мы с тобой тогда полную корзину соберем.
— Вкусно, — Лайс-младший разом отправил в рот всю мою добычу. — Только мало. А я домик делаю для котенка. Мама читает снова, а к папе дядька какой-то странный приехал.
— Странный? — насторожилась я.
— Очень странный. Папа ему говорит: это мой сын. А он сразу: а хвост у него есть?
Отбой тревоги. Лишь один известный мне человек настолько озабочен наличием у членов семейства Эн-Ферро этой выдающейся во всех смыслах части тела.
— Здравствуй, Идущий.
— Здравствуй, Открывающая.
На столе стояла бутылка и два стакана.
— Присядешь с нами?
— Нет. Вы простите, устала за день…
Во-первых, пить я все равно не буду. А во-вторых, лишь пару часов назад я поклялась своему солнцу никогда больше не плакать, и если задержусь сейчас на этих скупых поминках, то могу и не сдержать обещания.
Глава 3
Брайт Клари проследил за тем, как наполняется его стакан и поднял глаза на карда.
— На ней ожерелье Левины.
— Как видишь, — вздохнул Эн-Ферро.
— Если бы я знал тогда, что все так серьезно, то придумал бы что-нибудь, чтобы ты остался и может…
— Хочешь внести свое имя в длинный список виновных в его смерти? — поморщился Лайс.
— А я разве еще не в нем?
Выпили. Помолчали.
— Ты потому и не появлялся? — нарушил тишину маг. — Боялся, что на тебя сорвусь?
— Боялся, — признался Брайт. — Да и Марега велел тебя до поры не трогать, а ему никак сам герцог приказал. Видно, тэр Катара себя тоже в тот список определил — как ни крути, но за безопасность посольства он лично отвечал. И маги наши тоже сплоховали, дело до конца не довели, колдуна того не поймали.
— Я и говорю, без тебя виноватых хватает. Так что зря боялся. К тому же мне тогда не до разборок было.
Налили. Выпили. Помолчали.
— А она как?
— Уже лучше. В Школу вернулась. В город выбираться стала. Вчера даже на пляж с друзьями ходила.
— Ты знал, что они с Илом…
— Нет. Все, как ты и говорил тогда: в лагере смены долгие, за сестренкой следить некогда.
— Я не про то тогда говорил. А он ей ожерелье отдал. Знаешь, я и не думал, что он его вообще кому-то отдаст, столько лет эти сказки слушал, что даже верить в них перестал. Ил ведь эти байки про любовь великую по всему Сопределью разнес. Все слушали, и все не верили. Он ведь таким был…
— Каким? — Эн-Ферро сжал кулаки, а в глазах промелькнула угроза. — Каким он был?
— Мальчишкой. Вечным мальчишкой, как для меня. Помнишь, как мы впервые столкнулись? Я молодым был, он молодым был, и ты нас, сопляков, всю дорогу уму-разуму учил. А в этот раз встретились? Ты — все такой же умник, я — уже почитай старик, и он — как был мальчишкой, так им и остался, и воспитывать тебе его было еще лет двести, не меньше.
— Все дети когда-нибудь взрослеют, Брайт. |