— Может быть, но «сопротивление должностным лицам» — дает. Я с вами в открытую говорю, чтоб вы знали, чего ждать. Завтра поутру мы сажаем в грузовики вроде этого сотню людей, даем каждому ружье. Еще у нас три ящика гранат со слезоточивым газом. Кое-кто из ваших приятелей может вам порассказать, что это за игрушки. Вот и все. Цацкаться с вами больше не будем. Даем вам срок до утра, чтоб убраться из округа. Вот и все. — Наклонившись к кабине, бросил:

— Поехали, Гас.

Машина медленно тронулась с места, набрала скорость…

Один из забастовщиков прыгнул в придорожную канаву, схватил камень. Но так и остался стоять, держа его в руке, а грузовик катил прочь. Люди проводили его взглядом и пошли обратно в лагерь.

— Похоже, мы получили приказ, — вздохнул Лондон. — Он не шутки шутить приезжал.

— Проголодался я, пойду-ка с фасолью разделаюсь. Маку не терпелось переменить тему. Молча вернулись в палатку. Мак с жадностью принялся есть. — Сам-то поел, Лондон, а?

— Я-то? Конечно. Что будем делать?

— Бороться.

— Да, они навезут этих гранат, борись тогда, как бычок на бойне.

— Врет он все, — так неистово воскликнул Мак, что стрельнул жеваной фасолью изо рта. — Будь у него эти гранаты, не стал бы нам говорить! Он думает, мы разбежимся, не станем биться. Снимемся с лагеря ночью, они нас тут же сцапают. Разве им можно верить!

Лондон посмотрел Маку прямо в глаза.

— Не хитришь? Ведь ты сам говорил, я на вашей стороне. Не дай бог, вокруг пальца обвести меня хочешь.

Мак перевел взгляд.

— Мы должны драться! Уйдем, не хлопнув дверью, считай, напрасно столько терпели.

— Ну, а если ввяжемся в драку, много ни в чем не по винных ребят получат пулю в лоб.

Мак поставил котелок с остатками фасоли на ящик.

— Знаешь, на войне генерал понимает, что без потерь не обойтись. Так вот, у нас тоже война. Уйдем без боя, значит, с позором проиграли. — Он прикрыл глаза рукой. — Лондон, ответственность, конечно, адская. Я знаю, что нам делать, но ты вожак, тебе и решать. Не хочу всю вину на себя взваливать.

Лондон понуро бросил:

— Да, но ведь ты в этом деле собаку съел. Ты уверен, что нам лучше всего биться?

— Да, лучше всего.

— А, пропади все пропадом, драться так драться, лишь бы ребят настроить!

— Я думал об этом, — сказал Мак, — ведь они и против нас могут повернуть. Те, кто слушал шерифа, расскажут остальным, и все скопом на нас: дескать, вы эту кашу заварили.

— Я все-таки думаю, они деру дадут. Эх, бедняги, ничего-то не знают, не ведают. Ты, значит, говоришь, если и смываться, так надо прямо сейчас? А как быть с ранеными? С Бэрком, стариком и тем, что ногу вывихнул?

— Оставим здесь, — решил Мак. — Другого выхода нет. Окружным властям придется их в больницу класть.

— Схожу, посмотрю, что в лагере делается. Что-то на душе кошки скребут, — сказал Лондон.

— Не только у тебя, — подхватил Мак.

Лондон вышел. Джим взглянул на Мака и принялся за холодную фасоль с редкими волоконцами говядины.

— Будут ли и впрямь нас бить? Неужто не пропустят, если ребята решат уйти?

— Шериф-то пропустит. Только обрадуется, если мы уйдем, а вот от «бдительных» жди пакостей.

— Ужинать ребятам нечем, Мак. А если они еще и напуганы, так никакой ужин сил не прибавит.

Мак выскреб все из котелка и поставил его на ящик.

— Джим, ты выполнишь одну просьбу?

— Смотря какую.

— Солнце скоро сядет, быстро стемнеет.