Стиснув зубы, нахмурив лоб, вытянув ноги, он греб, судорожно сжимая обеими руками весло, так что оно
гнулось во всю длину при каждом рывке и "Жемчужину" относило к берегу. Ролан-отец, предоставив всю заднюю скамью дамам, сидел на носу лодки и,
срывая голос, командовал: "Первый, легче; второй, приналяг?" Но первый удваивал рвение, а второй никак не мог подладиться под него в этой
беспорядочной гребле.
Наконец капитан скомандовал: "Огоп!" Оба весла одновременно поднялись, и затем Жан, по приказанию отца, несколько минут греб один. Теперь
он взял верх, и преимущество так и осталось за ним; он оживился, разгорячился, а Пьер, выдохшийся, обессиленный слишком большим напряжением,
начал задыхаться и не поспевал за братом. Четыре раза подряд Ролан-отец приказывал остановиться, чтобы дать старшему сыну передохнуть и
выправить лодку. И каждый раз Пьер, побледневший, весь в поту, чувствуя свое унижение, говорил со злостью:
- Не знаю, что со мной, у меня сердечная спазма. Начал так хорошо, а теперь просто руки отваливаются.
- Хочешь, я буду грести обоими веслами? - спрашивал Жан. - Нет, спасибо, сейчас пройдет.
Госпожа Ролан говорила с досадой:
- Послушай, Пьер, какой смысл упрямиться? Ведь ты не ребенок.
Но он пожимал плечами и продолжал грести.
Госпожа Роземильи, казалось, ничего не видела, не понимала, не слышала. Ее белокурая головка при каждом толчке откидывалась назад быстрым,
красивым движением, и на ее висках разлетались завитки волос.
Но вот Ролан воскликнул: "Смотрите-ка, нас нагоняет "Принц Альберт"! Все оглянулись. Длинный низкий пароход из Саутгемптона приближался
полным ходом; у него были две наклоненные назад трубы, желтые, круглые, как щеки, кожухи над колесами, а над переполненной пассажирами палубой
реяли раскрытые зонтики. Колеса быстро вращались, с шумом вспенивая воду, и казалось, что это гонец, который спешит изо всех сил; прямой нос
рассекал поверхность моря, вздымая две тонкие и прозрачные струи, скользившие вдоль бортов. Когда "Принц Альберт" приблизился к "Жемчужине",
старик Ролан приподнял шляпу, дамы замахали платочками, и несколько зонтиков, колыхнувшись, ответили на это приветствие; затем судно удалилось,
оставив за собой на ровной и блестящей поверхности моря легкую зыбь.
Видны были и другие корабли, окутанные клубами дыма, стремившиеся со всех сторон к короткому белому молу, за которым, словно в пасти, они
исчезали один за другим. И рыбачьи лодки, и большие парусники с легкими мачтами, скользящие на фоне неба, влекомые едва заметными буксирами, -
все они быстро или медленно приближались к этому прожорливому чудовищу, которое порою, словно пресытясь, изрыгало в открытое море новую флотилию
пакетботов, бригов, шхун, трехмачтовиков со сложным сплетением снастей. Торопливые пароходы разбегались вправо и влево по плоскому лону океана,
а парусники, покинутые маленькими буксирами, стояли недвижно, облекаясь с грот-марса до брам-стеньги в паруса, то белые, то коричневые,
казавшиеся алыми в лучах заката.
Госпожа Ролан, полузакрыв глаза, прошептала:
- Ах, боже мой, как море красиво!
Госпожа Роземильи ответила глубоким вздохом без всякого, впрочем, оттенка печали:
- Да, но иногда оно причиняет немало зла.
Ролан воскликнул:
- Смотрите-ка, "Нормандия" входит в порт. |