Изменить размер шрифта - +
Вдруг Пьер поднялся.
     - Сегодня, - сказал он, - у вдовы был изрядно помятый вид. Пикники ей не на пользу.
     Жаном внезапно овладел тот яростный гнев, который вспыхивает в добродушных людях, когда оскорбляют их чувства.
     Задыхаясь от бешенства, он проговорил с усилием:
     - Я запрещаю тебе произносить слово "вдова", когда ты говоришь о г-же Роземильи!
     Пьер высокомерно взглянул на него.
     - Ты, кажется, приказываешь мне? Уж не сошел ли ты с ума?
     Жан вскочил с кресла.
     - Я не сошел с ума, но мне надоело твое обращение со мной!
     Пьер злобно рассмеялся.
     - С тобой? Уж не составляешь ли ты одно целое с госпожой Роземильи?
     - Да будет тебе известно, что госпожа Роземильи будет моей женой.
     Пьер засмеялся еще громче.
     - Ха! ха! Отлично. Теперь понятно, почему я не должен больше называть ее "вдовой". Однако у тебя странная манера объявлять о своей

женитьбе.
     - Я запрещаю тебе издеваться... понял? Запрещаю!..
     Жан выкрикнул эти слова срывающимся голосом, весь бледный, вплотную подойдя к брату, доведенный до исступления насмешками над женщиной,

которую он любил и избрал себе в жены.
     Но Пьер тоже вдруг вышел из себя. Накопившийся в нем за последний месяц бессильный гнев, горькая обида, долго обуздываемое возмущение,

молчаливое отчаянье - все это бросилось ему в голову и оглушило его, как апоплексический удар.
     - Как ты смеешь?.. Как ты смеешь?.. А я приказываю тебе замолчать, слышишь, приказываю!
     Жан, пораженный запальчивостью брата, умолк на мгновенье; в своем затуманенном бешенством уме он подыскивал слово, выражение, мысль,

которые ранили бы брата в самое сердце.
     Силясь овладеть собой, чтобы больней ударить, и замедляя речь для большей язвительности, он продолжал:
     - Я уже давно заметил, что ты мне завидуешь, - с того самого дня, как ты начал говорить "вдова". Ты прекрасно понимал, что мне это

неприятно.
     Пьер разразился своим обычным резким и презрительным смехом.
     - Ха! ха! бог ты мой! Завидую тебе!.. Я?.. я?.. я?.. Да чему же, чему! Твоей наружности, что ли? Или твоему уму?..
     Но Жан ясно чувствовал, что задел больное место брата.
     - Да, ты завидуешь мне, завидуешь с самого детства; и ты пришел в ярость, когда увидел, что эта женщина предпочитает меня, а тебя и знать

не хочет.
     Пьер, не помня себя от обиды и злости, едва мог выговорить:
     - Я... я... завидую тебе? Из-за этой дуры, этой куклы, этой откормленной утки?..
     Жан, видя, что его удары попадают в цель, продолжал:
     - А помнишь тот день, когда ты старался грести лучше меня на "Жемчужине"? А все, что ты говоришь в ее присутствии, чтобы порисоваться перед

нею? Да ведь ты лопнуть готов от зависти! А когда я получил наследство, ты просто взбесился, ты возненавидел меня, ты выказываешь это мне на все

лады, ты всем отравляешь жизнь, ты только и делаешь, что изливаешь желчь, которая тебя душит!
     Пьер сжал кулаки, едва сдерживаясь, чтобы не броситься на брата и не схватить его за горло.
     - Замолчи! Постыдился бы говорить о своем наследстве!
     Жан воскликнул:
     - Да ведь зависть так и сочится из тебя! Ты слова не можешь сказать ни отцу, ни матери, чтобы она не прорвалась наружу.
Быстрый переход