— Дорогая моя, речь идет об очень серьезных делах, поверь, — наконец произнесла она проникновенным голосом, который когда-то заставлял трепетать зал. — Ты должна появиться на ужине, а потом, думаю, мы сумеем решить кое-какие проблемы. — Снежина вдруг улыбнулась и подмигнула дочери мастерски подведенным цыганским глазом: — Ты веришь мне, девочка?

— Может, господину будет угодно взглянуть на этот галстук? Я приобрел дюжину в Лондоне. Консультировался с опытной продавщицей. — Недавно вступивший на должность камердинера пожилой мужчина старался исполнять свою роль солидно и основательно.

Его хозяин сидел перед зеркалом в едва обставленной оформителями спальне. Он нещадно торопил рабочих, нанял целую свору специалистов для внутренней отделки и всем хорошо платил. Успел, но запах краски и ковров слегка улавливался в парфюмерно-цветочной гамме наполнивших дом запахов.

Гилберт Уальд, приступивший со вчерашнего дня к должности камердинера, строго выполнял распоряжения хозяина в соответствии с составленным тем списком. В основном он лично закупил гардероб необходимого размера в указанных лондонских магазинах и поддерживал контакты с поваром относительно предстоящего ужина.

— Все собрались? — очередной раз поинтересовался хозяин, нетерпеливо взглянув на часы. До десяти оставалось пятнадцать минут. Он машинально менял галстуки «бабочка», не видя своего отражения в зеркале. Будто повернутые внутрь выцветшие голубые глаза видели совсем другую картину. Она захватывала и пугала человека, одетого в белый излишне щегольской смокинг.

«Да, шутовское щегольство». — Наконец он сфокусировал внимание на своем отражении и обреченно распорядился:

— Подай черный костюм, Гилберт.

— Невозможно, сэр. Его следует утюжить.

— Так какого черта это не сделали до сих пор?

— Вы распорядились по поводу светлого. К тому же осмелюсь напомнить, вы прибыли сюда час назад. И все это время работали в кабинете…

Тоскливо взглянув на зажатую в пальцах сигару, хозяин дома так и не зажег ее.

— Пусть будет светлый. В сущности, это уже не имеет значения. Пора. Я зайду за моим гостем сам.

Мужчина грузно поднялся, обвел глазами комнату, словно ища образок, который благословил бы его. Но образка не было, и он сам не отличался набожностью. Обращаться за поддержкой в столь ответственный момент было решительно не к кому.

На привокзальной площади было безлюдно и тихо. Подсвеченная церковь и каменное изваяние в лучах двух прожекторов, казалось, являлись единственными обитателями уснувшего городка. Провинциалы ложатся спать рано.

В ярко освещенном и пустом зале вокзала Сид два раза пробежал глазами расписание и убедился, что ему предстоит ждать следующей электрички около часа. Да какая разница?! Ведь он — слабак. А слабаки предпочитают плыть по течению.

Софи горячо произносила правильные слова: нельзя отступать, взаимная любовь — редчайшая ценность. Надо бороться. Человек — кузнец своего счастья. Сид хохотал. Все эти лозунги он уже успел проверить на деле. Любовь — нечто весьма эфемерное. Во всяком случае, у красивых женщин. Дядя не насиловал Эмили. Она — невинная, нежная, до умопомрачения любившая Сида, легла в постель с противным, наглым… О боже! Сид сжал руками голову и закачался из стороны в сторону, как человек с острым приступом зубной боли. Нет, он не сдавался! Он пытался овладеть ситуацией. Сколько раз он тонул и находил в себе силы выбраться, начать все сначала. И что же? Двадцать шесть лет, студент, с чужими деньгами на билет.