И мы отступили, устыдившись. Действительно, пристали к больному с допросом! Позор, суры-асуры!

    -  Не надо завидовать, брат мой Индра. - Вишну, всегда чутко улавливавший мои настроения, аккуратно поставил на пол беседки пустую чашу. - Не тебе удивляться преданности. Помнишь, Змий-Узурпатор предложил уважаемому Брихасу и твоим головорезам облаков перейти к нему на службу? И чем дело кончилось?!

    Я помнил, чем кончилось то давнее дело.

    Если я сижу здесь, а Змий по сей день ловит козлят в дебрях Кишкиндхи - как не помнить?

    -  Я действительно наломал дров. - Вишну криво улыбнулся. - Пора разжигать костер. Надеюсь, что не погребальный… Но прежде чем судить меня, ответь, брат мой Индра: ты можешь представить себе, что значит быть младшим в семье? В нашей семье, в семье не просто суров - братьев-Адитьев? Вечный мальчик на побегушках? Бог, который, по большому счету, никому не нужен? До которого никому в семье нет дела? Не отворачивайся, Громовержец, смотри мне в лицо, не моргая - раньше ты никогда не моргал, глядя на милого маленького Упендру!

    -  Ты прав, - чуть слышно ответил я. - Ты прав, малыш. Я слушаю. Рассказывай и ничего не бойся.

    2

    Было у Брахмы-Созидателя шестеро сыновей: пятеро умных, а шестой - мудрец. Кашьяпа-риши звался, а если по-простому, то Черепаха-пророк. Все сыновья как сыновья, а этому неймется. Брахма его уж и из сыновей во внуки перевел - не помогает. Пришлось женить. Одна беда: дел у Брахмы невпроворот, вчера дело делал, сегодня забыл - делал ли… Встретит сына-внука, Кашьяпу дорогого, и спросит на бегу: «Ну как, родимый, жениться будем?» А Кашьяпа (вот ведь какое чадо послушное!) кивает. Раз кивает, два кивает, три… вот тринадцать жен и накивал.

    А детишек и вовсе немерено.

    Мудрец потому что.

    Сами посудите: когда вокруг полыхает заря бытия, а тебе приписывают отцовство чуть ли не каждого второго дитяти в Трехмирье… Что остается? Признать себя ходоком из ходоков? Примерить рога? Или сделать так, чтобы все вокруг твоей мудрости позавидовали?

    Кашьяпа-риши выбрал последнее.

    И все шло бы тихо-мирно, если б не любимая из жен, пылкая Адити- Безграничность. Сердце у бабы горячее, душа нараспашку, вот и поди уследи за Безграничностью: которым боком она к тебе, а которым - к подозрительно румяному суру-асуру! Тыщу глаз вылупи - заслезятся! Многие, ах многие успели затеряться в жарких объятиях красавицы, но немногие обратно вернулись. Зато одиннадцать сыновей-Адитьев стали в ряд, все как на подбор! Вылитый папа Черепаха, муж законный: у одного кудри с прозеленью, второй светило из светил, третий буян-громыхатель, четвертый…

    Что?

    Где ж сходство, говорите?!

    Вы это не нам, а самой Безграничности скажите: авось отыщут вас через югу- другую…

    (Я слушал братца Вишну и думал, что не я один избрал в эти безумные дни роль шута. Видимо, когда последний доспех пробит и в бреши светит голое сердце, только и можно закрыться что наглой ухмылкой. Иначе я давно бы отвесил Упендре подзатыльник за глумление над отцом-матерью.

    Хотя знал, что он говорит правду.