А кто не знал?..)

    …Двенадцатая беременность упала как снег на голову. Старовата была мама- Адити, опытна, судьбой бита неоднократно, да проморгала сроки-числа. Подзалетела, как говаривали апсары, принося в подоле младенца с обезьяньей или рогатой головой. Рожать? вытравить плод?! подкинуть дитятю бездетной асурихе? Голова пухла от размышлений, голова пухла, и живот пух, наливался не по дням, а по часам.

    А когда откричала свое мама-Адити, отплакала-отвыла, поднесли ей мальчика новорожденного. Ледащенький, темненький, квакает лягухой, одни глаза на лице - драгоценный миндаль.

    Не вынесла мама-Адити взгляда.

    Оставила ребеночка при себе.

    Усладой старости, живой игрушкой.

    Муженьку плевать, он Атману-Безликому кости перемывает, ему Вечная Истина всех дороже: и друзей, и гостей, и жен с детишками! Сыновья выросли, заматерели, у самих давным-давно внуки-правнуки… А этот, темненький, еще долго при маме будет. Вот такие-то дела бабьи.

    Рос маленький Вишну при живом отце безотцовщиной, при одиннадцати братьях

    подкидышем. Когда-никогда забежит Лучистый Сурья или там Индра-Владыка, козу ребенку сделает, к потолку подкинет. И все. Ну о чем Индре с малышом-голышом лясы точить?! У него, у Громовержца, свои заботы, взрослые: Червь Творца на полнеба разлегся, Шушна-Иссушитель в Прародину яйца с кромешным злом отложил, дочка Пуломана-убийцы замуж просится… Пока, мама, бывай, Упендра, я побежал. А малыш вслед смотрит, слезы по щекам градом: пока подрастешь тут, всех чудищ под корень изведут, все Трехмирье поделят на уделы - живи при Свастике божком- приживалой!

    Мама спросит: «Что глаза на мокром месте, сынок?» «Да так, - отвечает. - Землю из пучин на одном клыке вытаскивал, вот горой Меру и оцарапался».

    Выдумщик.

    (Я покраснел. Шутовство малыша незаметно превратилось в отравленную стрелу. И ничего ведь не возразишь - прав.

    Трижды прав.

    Эх, братья-Адитъи! - моргать не обучены, а проморгали…)

    Гулко шлепались капли из кувшина Калы-Времени: вот и Индра женился, вот и Варуна в своей пучине новую обитель отстроил, с отдельным раем для убитых в бою гигантов, вот и Лучистый Сурья очередную колесницу насмерть заездил.

    Вырос малыш Вишну.

    Вытянулся.

    Гибок, высок, собой хорош. А при маме да маминых товарках обучился не доспех - ожерелья с гирляндами носить, не поножи-наручи - браслеты на запястьях и щиколотках, не шлем боевой - шапку синего бархата. Опять же грамотен, на язык боек. Все суры-асуры, у кого девицы на выданье, стойку сделали: завидный жених! Особенно тем завиден, что будет при тесте дома сидеть, женушку ублажать! А куда ему деваться, болезному, братьям-племянникам до него дела нет и не было, до Брахмы высоко, до Шивы далеко.

    Отличный бог.

    Бесполезный и роду хорошего.

    В случае чего родня будущему тестю во как пригодится…

    Мама-Адити долго носом крутила, через губу цыкала. У той невесты спина кривая, у другой нос коромыслом, третья всем хороша, да теща будущая из таких стерв, что не приведи Тваштар! Выбрала наконец. Славно выбрала - юную Лакшми, которую в позапрошлом году единогласно признали богиней счастья.

    Шутили на свадьбе братья-Адитьи, подкалывали женишка: держись, малыш, Счастье привалило!

    Держусь, отвечал.

    Обеими руками.

    А сам про себя иное думал. Хоть бы кто спросил: любишь невесту, парень? Он-то Счастье свое впервые в жизни на свадьбе увидел, даже понять не успел: его это Счастье или чье чужое?

    Без меня меня женили.