Уж больно на Тимирова похож. Просто не отличить. А на самом деле — лучше! Ой, да вы на диван прилягте, я чистое постелю.
— Извините, устала. Переволновалась. Так где ж он теперь?
— Этого, голубушка, никто не знает. И телефона своего нам не оставлял, сам звонил. Профессия, видать, у него теперь серьезная. Думаю, он из этих самых, засекреченных, что в сериалах бандюганов злостных отлавливают.
…Ирка осталась ночевать у Зины, но не уснула до утра, все перебирала фотографии из архива Ласточкиных. Оказалась среди чужих писем и тетрадка со стихами. На одном листке четким почерком было написано: «Миледи», куплет следовал за куплетом и стояла дата — тот самый год, когда в Юрмале прогремел Тимиров. Были там и другие песенки из репертуара Тимирова. Выходит, Ласточкин давно интересовался творчеством Кинга. Может, из-за внешнего сходства? А если… Если это Тимиров заимствовал репертуар у неизвестного сочинителя?
…Ирка сидела у реки, соединяя звенья событий. В какую же хитрую игру втянула ее судьба! Ведь если так, то не Ласточкин, а Тимиров — двойник! Фальшивый идол, к которому тянулась глупенькая девчонка. А Ласточкин — чудесный, неподражаемый и такой родной Коленька, который мелькнул на ее пути в самый неудачный момент — в лживой и подлой истории, затеянной Мерином. Вот как сплетаются все ниточки, как аукается всякое черное дело. Плачь не плачь, а жизнь сломана.
«Я гадкая, гадкая… — твердила Миледи, шмыгая носом. — А он еще вчера был здесь. Может быть, смотрел на эти волны. И растаял, как то облачко».
Зина на прощанье посоветовала:
— Вы его Девушку разыщите. Зовут Клер, работает в Московском доме моделей. Он ей от нас звонил. Сказал, чтобы ждала.
В южные города тоже приходит зима. Не злая, скорее, противная.
Иногда она, вообразив себя лютой, набрасывает на вечную зелень городка у моря снежные сугробы. В дендрарии обмерзают заботливо укрытые пальмы, стынут попугайчики. Курортники впадают в транс, а местные жители присягают, что не видывали такого безобразия отродясь. И так каждый раз.
Кафешка у шоссе, возглавляемая Саркисовичем, обзавелась новым статусом и вывеской. В промозглой липкой влаге иссякавшего декабря карамельно светилась новая надпись: «Бар «У Миледи». В зале топорщила иголки серебряная елка, одевающаяся в красные шары. Миледи доставала их из коробок, рассматривала английские надписи и осторожно подвешивала прилагающимися защипками.
— Что пишут китаезы? — поинтересовался празднично приодетый Юрка, вытаскивая к машине ящик с вином.
— Желают счастливого Рождества. А в Китае есть Рождество?
— Так они не себя поздравляют, а Европу и нас, бедных. — Юрка, ставший совладельцем бара, все еще ждал, когда руки Миледи сомкнутся на его шее и она выдохнет: «Оказывается, тебя-то мне и надо, милый»…
— Набил тачку дня на три. Харч по высшему классу, выпивка на все вкусы. Как тебе мой новогодний подарок? Клевое название для кафе — «У Миледи»?… Едва успел присандалить. Теперь клиент повалит валом. Вот тут мы поставим чучело Миледи в полном историческом прикиде. Мушкетерами будем я и Дон. Чем Дон не Портос?
— Армянский Портос. А в массовку на роль Атоса, так и быть, пригласим твоего Кинга, когда его попрут со сцены. Будет сидеть за столиком в углу, печально молчать над бокалом вина и вспоминать старый пруд, «где лилии цвету-у-ут…» — не удержался, чтобы не съязвить, Шеф.
Юрка браво подкрутил воображаемые усы:
— Что скажете Д’Артаньяну, леди? Когда подогнать карету?
— «Невесте графа де ля Фер всего шестнадцать лет! Таких изысканных манер во всем Провансе нет…» — пропела Миледи и жалобно улыбнулась. |