Изменить размер шрифта - +

Вдруг  аббат  отшатнулся  от  меня  с  необычайным  удивлением.  Ему  просто
непонятно стало, каким это образом смеет ничтожный русский  равнять  себя  с
гостями монсиньора? Самым нахальным тоном, как бы радуясь,  что  может  меня
оскорбить, обмерил он меня с ног до головы и вскричал:  "Так  неужели  ж  вы
думаете, что монсиньор бросит для вас свой кофе?" Тогда и я закричал, но еще
сильнее его: "Так знайте ж, что мне наплевать  на  кофе  вашего  монсиньора!
Если вы сию же минуту не кончите  с  моим  паспортом,  то  я  пойду  к  нему
самому". --------
     5 - "Народное мнение" (франц.).
     "Как! в то же время, когда у него сидит кардинал!" - закричал  аббатик,
с ужасом от меня отстраняясь, бросился к дверям и  расставил  крестом  руки,
показывая вид, что скорее умрет, чем меня пропустит.
     Тогда я ответил ему, что я еретик и варвар, "que je suis  heretique  et
barbare", и что мне все эти архиепископы, кардиналы, монсиньоры и  проч.,  и
проч. - все равно. Одним словом,  я  показал  вид,  что  не  отстану.  Аббат
поглядел на мена с бесконечною злобою, потом вырвал мой паспорт и  унес  его
наверх. Чрез минуту он был уже визирован. Вот-с, не угодно ли посмотреть?  -
Я вынул паспорт и показал римскую визу.
     - Вы это, однако же, - начал было генерал...
     - Вас спасло, что вы объявили себя  варваром  и  еретиком,  -  заметил,
усмехаясь, французик. - "Cela n'etait pas si bete"6. --------
     6 - Это не так глупо было (франц.).
     - Так неужели смотреть на наших русских? Они сидят здесь -  пикнуть  не
смеют и готовы, пожалуй, отречься от того, что они русские. По крайней  мере
в Париже в моем отеле со мною стали обращаться гораздо внимательнее, когда я
всем  рассказал  о  моей  драке  с  аббатом.  Толстый  польский  пан,  самый
враждебный ко мне человек за табльдотом, стушевался на второй план. Французы
даже перенесли, когда я рассказал, что года два тому назад видел человека, в
которого французский егерь в двенадцатом году выстрелил - единственно только
для того, чтоб разрядить ружье. Этот  человек  был  тогда  еще  десятилетним
ребенком, и семейство его не успело выехать из Москвы.
     - Этого быть не может, - вскипел французик,  -  французский  солдат  не
станет стрелять в ребенка!
     - Между тем это было, -  отвечал  я.  -  Это  мне  рассказал  почтенный
отставной капитан, и я сам видел шрам на его щеке от пули.
     Француз  начал  говорить  много  и  скоро.  Генерал   стал   было   его
поддерживать, но я рекомендовал ему  прочесть  хоть,  например,  отрывки  из
"Записок"  генерала  Перовского,  бывшего  в  двенадцатом  году  в  плену  у
французов. Наконец, Марья Филипповна  о  чем-то  заговорила,  чтоб  перебить
разговор. Генерал был очень недоволен мною, потому что мы  с  французом  уже
почти начали кричать. Но мистеру Астлею мой спор с французом, кажется, очень
понравился; вставая из-за стола, он предложил мне выпить с ним  рюмку  вина.
Быстрый переход