Вдруг аббат отшатнулся от меня с необычайным удивлением. Ему просто
непонятно стало, каким это образом смеет ничтожный русский равнять себя с
гостями монсиньора? Самым нахальным тоном, как бы радуясь, что может меня
оскорбить, обмерил он меня с ног до головы и вскричал: "Так неужели ж вы
думаете, что монсиньор бросит для вас свой кофе?" Тогда и я закричал, но еще
сильнее его: "Так знайте ж, что мне наплевать на кофе вашего монсиньора!
Если вы сию же минуту не кончите с моим паспортом, то я пойду к нему
самому". --------
5 - "Народное мнение" (франц.).
"Как! в то же время, когда у него сидит кардинал!" - закричал аббатик,
с ужасом от меня отстраняясь, бросился к дверям и расставил крестом руки,
показывая вид, что скорее умрет, чем меня пропустит.
Тогда я ответил ему, что я еретик и варвар, "que je suis heretique et
barbare", и что мне все эти архиепископы, кардиналы, монсиньоры и проч., и
проч. - все равно. Одним словом, я показал вид, что не отстану. Аббат
поглядел на мена с бесконечною злобою, потом вырвал мой паспорт и унес его
наверх. Чрез минуту он был уже визирован. Вот-с, не угодно ли посмотреть? -
Я вынул паспорт и показал римскую визу.
- Вы это, однако же, - начал было генерал...
- Вас спасло, что вы объявили себя варваром и еретиком, - заметил,
усмехаясь, французик. - "Cela n'etait pas si bete"6. --------
6 - Это не так глупо было (франц.).
- Так неужели смотреть на наших русских? Они сидят здесь - пикнуть не
смеют и готовы, пожалуй, отречься от того, что они русские. По крайней мере
в Париже в моем отеле со мною стали обращаться гораздо внимательнее, когда я
всем рассказал о моей драке с аббатом. Толстый польский пан, самый
враждебный ко мне человек за табльдотом, стушевался на второй план. Французы
даже перенесли, когда я рассказал, что года два тому назад видел человека, в
которого французский егерь в двенадцатом году выстрелил - единственно только
для того, чтоб разрядить ружье. Этот человек был тогда еще десятилетним
ребенком, и семейство его не успело выехать из Москвы.
- Этого быть не может, - вскипел французик, - французский солдат не
станет стрелять в ребенка!
- Между тем это было, - отвечал я. - Это мне рассказал почтенный
отставной капитан, и я сам видел шрам на его щеке от пули.
Француз начал говорить много и скоро. Генерал стал было его
поддерживать, но я рекомендовал ему прочесть хоть, например, отрывки из
"Записок" генерала Перовского, бывшего в двенадцатом году в плену у
французов. Наконец, Марья Филипповна о чем-то заговорила, чтоб перебить
разговор. Генерал был очень недоволен мною, потому что мы с французом уже
почти начали кричать. Но мистеру Астлею мой спор с французом, кажется, очень
понравился; вставая из-за стола, он предложил мне выпить с ним рюмку вина. |