Изменить размер шрифта - +
Странное дело: мне было  о  чем  раздуматься,  а
между тем я весь погрузился в анализ ощущений моих чувств к  Полине.  Право,
мне было легче в эти две недели отсутствия, чем теперь, в день  возвращения,
хотя я, в дороге, и тосковал как сумасшедший, метался как угорелый,  и  даже
во сне поминутно видел ее пред собою. Раз (это было в Швейцарии),  заснув  в
вагоне, я, кажется, заговорил вслух с Полиной, чем рассмешил  всех  сидевших
со мной проезжих. И еще раз теперь я задал себе вопрос: люблю ли я ее? И еще
раз не сумел на него ответить, то есть, лучше сказать, я опять, в сотый раз,
ответил себе, что я ее ненавижу. Да, она была мне ненавистна. Бывали  минуты
(а именно каждый раз при конце наших разговоров), что я отдал  бы  полжизни,
чтоб задушить ее! Клянусь, если б возможно  было  медленно  погрузить  в  ее
грудь острый нож, то я, мне кажется, схватился бы за него с наслаждением.  А
между тем, клянусь всем, что есть  святого,  если  бы  на  Шлангенберге,  на
модном пуанте, она действительно сказала мне:  "бросьтесь  вниз",  то  я  бы
тотчас же бросился, и даже с наслаждением. Я знал это. Так или эдак, но  это
должно было разрешиться. Все это она удивительно понимает, и  мысль  о  том,
что я вполне верно и отчетливо сознаю всю ее  недоступность  для  меня,  всю
невозможность исполнения моих фантазий, - эта мысль, я уверен, доставляет ей
чрезвычайное наслаждение; иначе могла ли бы она, осторожная и умная, быть со
мною в таких короткостях и откровенностях?  Мне  кажется,  она  до  сих  пор
смотрела на меня как та древняя императрица, которая стала  раздеваться  при
своем невольнике, считая его не за человека. Да, она много раз считала  меня
не за человека...
     Однако ж у меня было ее поручение - выиграть на рулетке во  что  бы  ни
стало. Мне некогда было раздумывать: для чего и как скоро  надо  выиграть  и
какие новые соображения родились в этой вечно рассчитывающей голове? К  тому
же в эти две недели, очевидно, прибавилась бездна новых фактов, об которых я
еще не имел понятия. Все это надо было угадать, во  все  проникнуть,  и  как
можно скорее. Но покамест теперь было некогда:  надо  было  отправляться  на
рулетку.

Глава II
     Признаюсь, мне это было неприятно; я хоть и решил, что буду играть,  но
вовсе не располагал начинать для других. Это даже сбивало меня  несколько  с
толку, и в игорные залы я вошел с предосадным чувством. Мне там,  с  первого
взгляда, все не понравилось. Терпеть я не могу этой лакейщины  в  фельетонах
целого света и преимущественно в наших русских  газетах,  где  почти  каждую
весну  наши  фельетонисты  рассказывают   о   двух   вещах:   во-первых,   о
необыкновенном великолепии и роскоши игорных зал  в  рулеточных  городах  на
Рейне, а во-вторых, о грудах золота, которые будто бы лежат на столах.  Ведь
не платят же им за  это;  это  так  просто  рассказывается  из  бескорыстной
угодливости. Никакого великолепия нет в этих  дрянных  залах,  а  золота  не
только нет грудами на столах, но и чуть-чуть-то  едва  ли  бывает.  Конечно,
кой-когда, в продолжение сезона,  появится  вдруг  какой-нибудь  чудак,  или
англичанин, или азиат какой-нибудь,  турок,  как  нынешним  летом,  и  вдруг
проиграет или выиграет очень  много;  остальные  же  все  играют  на  мелкие
гульдены, и средним числом на столе  всегда  лежит  очень  мало  денег.
Быстрый переход