Но все-таки что-то неладное творилось в его королевстве!

ЗАБАВЫ И ЗАБОТЫ ЗНАТИ,

1949 год

Дни новоявленной знати королевства проходили, как полагается, — в праздности и пирах.

Разумеется, состояний ни у кого не было, но имелись неисчерпаемые и богатые королевские погреба, из которых каждому дворянину позволялось брать столько, сколько было определено Палатой сословий.

— Ваше Величество, — сказал однажды Ришелье, воспользовавшись хорошим настроением короля. — В организации нашего общества вы перещеголяли даже усатого восточного деспота.

Имя этого деспота, как и название страны, в которой он правил, не произносились в Паризии и были столь же запретными, как название страны, из которой они когда-то прибыли. Но король пребывал в благодушии, поэтому он только погрозил пальцем своему верному сподвижнику.

— Думай, что говоришь, — сказал король. — А лучше — молчи.

Почти ежедневные пиршества медленно меняли облик обитателей королевства. Не всех, разумеется, это касалось лишь дворянства, особенно баронов, которые на глазах полнели, а некоторым уже приходилось отказываться от лошадей и передвигаться в паланкинах, которые несли мускулистые негры.

Каждый старался залучить себе лучших поваров, ибо хорошо известно, что из одного и того же куска мяса можно приготовить блюдо для гурмана и невкусный обед для раба. Пиршества порой затягивались на два или три дня, сопровождались турнирами фехтовальщиков и марлезонским балетом, в котором легко бы угадывался стриптиз, найди в себе кто-нибудь смелость назвать все своими именами. Но быть откровенным никто не решался, все еще помнили графа Шартреза, обезглавленного именно за длинный и неосторожный язык.

В замках с восторгом говорили о тезоименитстве герцога де Лузиньяка, на главном столе у которого был гармонично выстроен райский сад, где подавали паштет из печенки райской птицы, главное блюдо было искусно изготовлено из тушеной свинины и представляло собой анаконду, готовящуюся к прыжку; а на десерт подали мозг живых обезьян, которые неподвижно были закреплены в специальных станках, и всякий желающий мог отбросить в сторону спиленную макушку головы и полакомиться серым веществом животного с приправами или в чистом виде.

Гастрономические утехи соседствовали с иными плотскими утехами.

Новоявленная знать пустилась в альковные приключения с пылом и с жаром юности: было забавно переспать с очередной герцогиней или графиней из числа тех, кто еще недавно обслуживал матросню в портовых заведениях, а ныне надели роскошные платья из атласа и парчи, украшенные жемчугами, но не утратили своих прежних привычек.

С придыханием рассказывали о любовных приключениях барона Казановы, который в течение одной ночи успел побывать в пылких объятиях семи знатных дам, причем ни одной из них он не дал ни секунды отдыха в течение всего отведенного той времени. Даже пресыщенный маркиз де Кавальканти (бывший надзиратель женского концлагеря Равенсбрюк) в кругу друзей признавался, что распутство паризийских дам воспламеняет и заставляет вспомнить лучшие дни его прежней работы, а по мастерству и умению получить удовольствие, равно как и доставить его партнеру, эти дамы превосходят всех известных ему женщин. Для паризийских дворянок было высшим шиком провести неделю в блуде и грехах, чтобы в конце недели в воскресный день признаться в блуде священнику, причем зачастую тому, кто разделял с ними постель и отличался кроличьим усердием в алькове.