Эксхел считал, что самое сильное наслаждение – то, которое испытываешь, когда вожделеешь, а не когда обладаешь. Именно поэтому счастливее всего он чувствовал себя в интернете, где все было лишь фантазиями и их проекциями.
В подвале Материнского корабля старина Макс тщательно осматривал новый цементный пол в котельной. Он желал удачи всем фликам, какими бы одаренными или хитроумными они ни были, если им заблагорассудится явиться сюда в надежде найти хоть малейшие следы крови. Ведь теперь все погребено под слоем свежего цемента.
Тут ничего не обнаружить.
И единственная пентаграмма, которую они еще могли найти, – та, что заложена в плане курорта, но для этого придется забраться повыше. А кто сегодня на это способен? В эпоху, когда люди из внешнего мира большую часть времени проводят, уткнувшись носом в ботинки, телики или мобильники.
Сидя за письменным столом, Адель просматривала детские рисунки, собранные ею в этом сезоне. Не так уж много, на самом-то деле. Скорее, слишком мало. С какого лучше начать? Наверное, с самого наивного, подписанного малышкой Розой, – на нем изображены ее родители, которые держат за руки стоящую между ними девчушку. Многовато улыбок. Для начала Адель воспользуется специальным маятником, чтобы определить уровень вложенной в карандашные штрихи энергии. Если ее достаточно, вечером при свечах Адель проведет свой ритуал. Древнее упражнение, о котором она читала в старой книге де Трея, якобы должно насытить ее детской энергией. Это укрепляет. Уже несколько десятилетий Адель убеждала себя, что такой метод эффективен и что именно благодаря ему ей удается сохранить цвет лица, фигуру и остроту ума. Она питалась жизненными импульсами детей через их рисунки, которые служили посредником между ними и секретарем директора. Дети откровенно и щедро вкладывали себя в свои творения. Это были их отпечатки, которые Адель стремилась вобрать в себя до последней капли… Что станет с юными художниками потом? Адель не знала и не интересовалась. Она подозревала, что это не проходит бесследно, что дети вырастают с пустотой внутри… Ведь на самом деле в мире ничто не возникает из ничего и не исчезает в никуда, верно? Все перерабатывается. И если она высасывает из них какую-то, пусть даже крохотную, часть, они неизбежно должны ощущать ее отсутствие. Вызывает ли это депрессию? Склонность к самоубийству в будущем? Но какое это имеет значение лично для нее? Адель нуждается в энергии. Зачем же лишать себя необходимого? У каждого свои проблемы. Главное – не оказаться на плохой стороне. Здесь живут только просвещенные. Те, кто ведает. Кто способен. Кто берет. Кто возвышается над собой. Она с гордостью похлопала ладонью по небольшой стопке рисунков. Их было не так уж и много, но достаточно, чтобы продержаться все лето.
В соседней комнате болтали Деприжан и Девиттер. Они готовились к дальнейшим действиям. К предстоящей зиме. До приезда пополнения оставалось еще больше трех месяцев. Терпение. В этом году летние новобранцы долго не продержались. Обидно. Но что поделаешь. Тем не менее команда извлекла из их присутствия максимум пользы. Де Трей гордился бы ими.
Нынче вечером они отдадут дань уважения его останкам, умастят маслами, чтобы сохранить его телесную оболочку. В память о его учении. В память о двери, которую он открыл в их сознании. О цепях, которые разорвал.
Люди из внешнего мира глупы, подумала Адель. Воспитаны на лжи. Если бы они только знали, как прекрасно жить полной жизнью, удовлетворять все свои потребности!
Эоль де Трей принес свет.
Lux ferre. Люцифер.
«Слава тебе, Люцифер, провозвестник света…»
Он все-таки вернулся на землю. Он указал путь.
Деприжан и Девиттер смеются над какой-то шуткой, которую Адель не расслышала. Мы так счастливы, думает она.
В Валь-Карьосе есть только один человек, который сейчас искренне плачет. |