Я воспользовался удобным моментом, когда один из них приблизился ко мне, не отрывая глаз от статуи, и спросил:

– Почему анемон? Почему в руке у Венеры анемон?

– Существовало мнение, – едва слышно ответил он мне, – что руки Венеры МиЛосской были отбиты и брошены в море, чтобы статую не похитили… Считали, что в одной из рук роза… Конечно же, анемон – это ближе к истине, если это не сама истина.

– Но почему анемон? – не унимался я, почувствовав, что такой способ интервью весьма удачен.

– Злым кабаном был растерзан возлюбленный Афродиты, азартный охотник Адонис, – все так же тихо продолжал отвечать очарованный старец, – в горе бродила богиня по острым скалам, и камни изрезали ее ступни, а острые шипы изранили ее тело… И там, где падали капли ее божественной крови, выросли красные розы, и повелела богиня, чтобы из крови убитого Адониса вырос на память бессмертным богам и любому из смертных прекрасный анемон, нежный цветок, символ любви богини… Да, конечно же, анемон, а не роза! – последние слова почтенный академик произнес в полный голос, и сразу же все заговорили, Перебивая друг друга, забыв о дарителе. А тот стоял и задумчиво улыбался, разглядывая публику в зале.

– Господа! – вскричал вдруг один из наших славных ученых, маркиз де ля Тур де Франс:– Господа, а ведь на ее руках следы моря.

Директор музея тотчас же возразил:

– Ничего удивительного, мосье, передавший нам этот поистине королевский дар, предупредил Лувр, что его люди, как он выразился, обнаружили нечто очень ценное на дне Средиземного моря. – И, обернувшись к Нептуну, спросил его: – Но мосье не может оставаться инкогнито. Мы закажем специальную пояснительную надпись с указанием имени дарителя…

– Мое имя… – помедлив, ответил тот, – не имеет значения.

– Позвольте! – раздался голос маркиза де ля Тур де Франс. – Но эти руки будто срослись с торсом Венеры! Не видно даже трещины!

И тогда громко сказал даритель: – Нептун соединяет на века.

Он резко повернулся и направился к выходу. Четко постукивая крепкими башмаками по паркету, вся его свита Последовала за ним.

То же самое происшествие было подано в парижской вечерней газете несколько по‑другому. Ее корреспондент Жан дю Факвэн высказался без обиняков.

"Мы ознакомились с сенсационным сообщением нашего утреннего друга. Что ж, утро всегда легкомысленней вечера. Недаром во времена Римской империи существовала Утренняя школа, готовившая бестиариев, то есть тех несчастных, которым приходилось сражаться со зверями.

Поэтому мы прощаем нашему другу Пьеру Лувелю тот бессмысленный набор слов, с которыми мы ознакомились на страницах его газеты. Все это, претендующее на сенсацию, нагромождение громких слов, все эти «имбиторы», «нептуны», «венеры», какие‑то руки, наконец, всемирно известный ученый, излагающий белыми стихами какую‑то мешанину из мифологии и современного детектива… Что это? К чему? И кто* из парижан, кто из нас, знающих толк в шутке и мистификации, поверит в это насквозь искусственное и странное создание газетной музы? Музы? Нет, скорее в этом виновна не муза, а самая обыкновенная утка…

Эти строки были написаны мною в кафе «Мини», после чего я отправился в Лувр. Венера Милосская действительно обрела руки!.. Я видел их собственными глазами, я даже, став на кончики пальцев, притронулся к ним. И это уже не шутки, не выдумка, это правда, и ответ на эту правду я предлагаю один: Мы должны протестовать!

Да, господа, мы будем протестовать! Венера никогда не имела рук и несмотря на то, что ее торс представлял собой совершенно бесформенный обрубок, вопреки явному безобразию этого изуродованного куска мрамора, мы провозгласили ее образцом искусства.