Изменить размер шрифта - +
Хотя она была такою же простою, неотвязчивой, как популярный шлягер. При удивительной простоте мелодии Бубенцов не мог бы её повторить, напеть. Ведь мелодия эта была ещё не написана, она едва доносилась из той таинственной области, из той божественной неисчерпаемой копилки, где хранятся бесценные шедевры. Куда только изредка дано заглянуть гениальным музыкантам. Откуда воруют образы великие поэты и вдохновенные художники. Но тщетно пытаются они повторить, запечатлеть божественную гармонию. Не умещается подлинная гармония в трёхмерном земном мире! Промучившись безысходной мукой, расплачиваются похитители небесного огня слишком дорогой ценой — разбитой вдребезги жизнью или даже ценой собственного безумия.

Таких мест в городе, которые звоном отзывались в сердце, было на удивление немного. Большой Каменный мост, через который они шли когда-то и где он согревал её ладонь в своём дырявом кармане. Двор, где жили они после свадьбы. Античная беседка с Лаокооном в больничном дворе, где Вера ревновала его к девицам из музыкального училища.

Иногда музыка глохла, вот как сейчас. Он как бы выпадал из волшебной музыкальной шкатулки. Это случалось, когда забредал в места настолько чужие, глухие, незнакомые, что уже по-настоящему пугался. Паниковал, как потерянный, заблудившийся ребёнок. Казалось, из этих каменных, ледяных тупиков нет выхода.

«Вера! — из непроглядной глубины доносился до него собственный глухой крик. — Забери меня! Выведи меня отсюда!» Приостанавливался, прислушивался к себе, а затем, уловив направление, шёл на ответный голос Веры, выходил из незнакомого двора. А там, в самом конце улицы, вылезала вдруг из-за угла вывеска знакомого магазина, где он десять лет назад покупал к Новому году польскую водку «Житная»... И снова попадал в расставленные силки, в сети памяти. Попадал снова в мир, где воскресали давно смолкнувшие звуки, оживали позабытые запахи, падал знакомый свет, как и тогда... а вместе со всем этим оживала привычная уже смертная тоска.

А он и рад был запутаться в этих сетях. В тот Новый год на Вере было чёрное платье, нитка белого жемчуга. Осталась чёрно-белая фотография, где она стоит с бокалом в руке. Строго глядит чуть раскосыми, яркими глазами. Он увеличил фотографию, заключил в золотую раму, повесил на стену. А дальше, дальше что? Он помнил, что застолье было шумным, как всегда, весёлым, бестолковым, но кто был у них в гостях? Бермудес и Поросюк точно были, а ещё кто? Десять лет назад. Ну, ещё усилие, ещё рывочек. Вот оно, близко... Память, говори!.. Нет. Нельзя вспомнить, стёрлось, позабылось.

Оборачиваясь на прожитую жизнь, человек неожиданно обнаруживает, что жизни — единой, цельной, неделимой — не было у него. Она была, конечно, по факту — непрерывная, перетекающая изо дня в день, и каждый час в ней продлился сколько ему положено. Все случайности, произошедшие в жизни, логично, последовательно и ладно сцепливаются с миллиардами всех иных случайностей, что каждый миг беспрерывно совершаются во вселенной. Но вот эта вся полноводно, плавно, широко протекшая жизнь куда-то подевалась, пропала, испарилась. Что же получается? А получается то, что и сама жизнь человека, и мир, в котором протекла эта жизнь, — были иллюзорными. Их нет уже! И уж тем более нет никакого прошлого, дорогие мои!

Прошлое всегда заново рождается в сердце — здесь, сейчас! Вот несколько сцен из детского сада, вот школьные картинки, вот учёба в институте, какие-то зачёты, отдел кадров, банкет на работе, скандал на дне рождения у знакомой, драка на свадьбе Понышева... События всей жизни нагромождены как попало, бестолково. Свалены как старые вещи на чердаке. А вернее сказать, как реквизит в бесконечных подвалах, хранилищах кинофабрики в бутафорском замке под Красногорском. Можно бесконечно бродить по подземным лабиринтам, растерянно перебирать, разглядывать отдельные предметы, но трудно связать одно с другим, всё путается, всё рвётся в руках, всё распадается.

Быстрый переход