– О, какой красавец! – воскликнула она боязливо. – А знаете, – Николай, раз он ваш друг, то и мой тоже. Можно, я так и буду его звать – Друг?
– Думаю, он согласится, – улыбнулся я.
– А он понимает, что мы говорим? – снизила она голос до шёпота.
– Он всё понимает.
Прошёл ещё час. Друг (пусть это имя, данное ему Катей, останется за ним навсегда) благосклонно принял присутствие девушки и вскоре уже вовсю носился возле неё, приглашая к игре. Она весело хохотала и отвечала ему взаимностью. Он позволил ей держаться за свой плавник, когда торпедой летел в открытое море и обратно.
Наконец она заявила:
– Я устала.
– Вам пора, Катя, – сказал я, искренне сожалея, что и этот день, самый чудесный день в моей жизни, подходит к концу. – Друг проводит вас до берега.
Она кивнула, в глазах её промелькнула грусть.
– До завтра, Коля. Мы ведь ещё увидимся, правда?
– Правда, – с жаром отозвался я.
Следующий, четвёртый, день как две капли воды был похож на предыдущий. Мы снова были втроём, и снова всё было чудесно.
Потом был ещё один день. На этот раз мы остались вдвоём – Друг куда‑то умчался по своим делам. Мы плавали рядом и молчали. Катя была печальной и неразговорчивой; какая‑то невысказанная, затаённая тоска снедала её сердце. Я не решался спросить её об этом.
На прощание она сказала:
– Скоро я уезжаю.
– Когда? – вырвалось у меня.
– Скоро, – неопределённо ответила она. Потом приблизила своё лицо к моему и тихо прошептала: – Я хочу, чтобы сегодня ты пошёл со мной.
Я в ужасе отпрянул.
– Нет! – отчаянный крик вырвался из моей груди. – Нет, нет! Не могу!
Я уплыл первым. Позорно бросил её одну и трусливо бежал. Я ненавидел себя, мне не хотелось жить, не хотелось больше терпеть эту муку. Никогда ещё я не плавал так быстро.
В ту ночь я впервые проклял море.
И вот пришёл день шестой.
Она появилась как ни в чём не бывало. Виноватая улыбка скользнула по её губам.
– Я сделала тебе больно. Прости.
Я молчал. Я ничего не мог ей объяснить. Это было бы слишком большим ударом для неё. Смертельным ударом.
Мы снова плавали вдвоём, бок о бок. Море было неспокойно, порывистый ветер в клочья рвал гребни волн и пеной бросал на берег. Надвигался шторм.
Мы долго молчали.
Потом она сказала:
– Как‑то странно у нас всё получилось. Но это ничего, правда?
– Ничего, Катя, – чужим голосом отозвался я и вдруг добавил: – Я не хочу, чтобы ты уезжала…
– Это невозможно, – потерянно произнесла она. – Давай не будем больше об этом, а?
Я кивнул. Комок в горле мешал мне говорить. Мне было душно, я задыхался. Зачем, зачем я только встретил её! О море, отпусти меня к ней!..
– Я уезжаю послезавтра, – неожиданно сказала она и как бы невзначай назвала время отбытия поезда, его номер и номер вагона. – Ты придёшь проводить меня? – но, заметив смятение в моих глазах, отчаянно замотала головой; мокрые волосы её разметались по плечам. – Нет‑нет, не надо, не приходи! Я сама. Терпеть не могу проводов.
Пролетело минут двадцать.
– Ну вот, опять акула, – спокойно сказала она и криво усмехнулась.
Неужели Друг вернулся? Нет, этого не может быть.
Я медленно повернул голову. И тут услышал, как она закричала. Дико, истошно, пронзительно.
Косой плавник бесшумно резал волны в тридцати метрах от нас. Он двигался по кругу, в центре которого находились мы – я и вцепившаяся в меня Катя. |