.. Когда я понял, что в городке подозревают меня в убийстве, да тут еще получил анонимные письма и узнал, что такие же были отправлены в прокурат ypv, я написал шурину. Это ^ило глупо, конечно... Чем он мог помочь мне, гем более не зная правды?.. Я наивно полагал, что юристы при желании могут замять дело, об этом часто поговаривают... А он вместо этого прислал вас сюда, и еще как раз тогда, когда я уже связался с частным сыскным агентством в Париже... Да! Я решился и на это! Адрес я нашел среди газетных • объявлений. И вот понимаете... Шурину я не смог признаться, а совершенно чужому человеку все рассказал! Мне необходима была чья-то поддержка... Месье Кавр знал, что вы приедете... Ведь как только шурин известил меня об этом, я сразу же дал телеграмму в агентство Кавра... Мы договорились встретиться на следующий день в Фонтенэ. Что вы еще хотели бы узнать, господин комиссар? Как вы должны презирать меня!.. Да иначе и не может быть... Я сам себя презираю, поверьте мне... Держу пари, что среди всех преступников, с которыми вам довелось столкнуться, вы еще не встречали такого идиота, как я... При этих словах Мегрэ впервые улыбнулся. Этьен Но говорил совершенно искренне. И отчаяние его было искреннее... И все же, как это бывает с каждым преступником, как он сам себя сейчас назвал, в нем вдруг заговорило самолюбие. Ему было неприятно, досадно, что он такой жалкий преступник. Несколько секунд, а может, и минут Мегрэ сидел неподвижно, глядя на языки пламени, лизавшие обугленные поленья. Этьен Но, сбитый с толку поведением комиссара, в растерянности стоял посреди комнаты. Теперь, когда он во всем признался и добровольно покаялся, он счел бы естественным, если бы комиссар отнесся к нему более снисходительно и ободрил его. Разве он уже не втоптал себя в грязь?
Разве он недостаточно трогательно описал свои страдания и страдания всей семьи? Вначале, до исповеди, он считал, что Мегрэ относится к нему с сочувствием, и думал, что это сочувствие не угаснет. Собственно, на него-то и рассчитывал. Но сейчас он не видел в комиссаре и следа участия. Спектакль окончился. Мегрэ спокойно покуривал свою трубку и, судя по его взгляду, о чем-то серьезно размышлял. Лицо его не выдавало никакого волнения. - А что бы вы сделали на моем месте? - спросил все-таки Этьен Но. Мегрэ так взглянул на него, что бедняга подумал, уж не перегнул ли он палку, как ребенок, который, едва его простили за злую шалость, уже спешит воспользоваться снисходительностью взрослых и становится еще более требовательным и нетерпимым, чем раньше. О чем же думает Мегрэ? У Этьена Но мелькнула мысль, что благожелательное отношение комиссара к нему было не чем иным, как западней. А вот теперь комиссар встанет, вынет из кармана наручники и произнесет обычные в таких случаях слова: "Именем закона..." - Я вот думаю... - неуверенно начал Мегрэ. Он снова сделал несколько затяжек, закинул ногу за ногу, потом опять принял прежнюю позу. - Я вот думаю... да... что мы могли бы позвонить вашему другу месье Альбану... Который час?.. Десять минут первого. Должно быть, телефонистка еще не легла и соединит нас... Да, пожалуй, правильно... Если вы, месье Но, не очень устали, мне кажется, лучше со всем •юкончить сегодня же. Тогда завтра я смогу уехать... - А разве... Этьен Но не знал, как закончить свой вопрос, вернее, он не осмеливался произнести слова, которые чуть не сорвались у него с языка:
"А... разве мы еще не покончил и?" - Разрешите? - Мегрэ встал, прошел в переднюю и принялся крутить ручку телефона. - Алло... Простите, дорогая мадемуазель, что я так поздно беспокою вас... Да, да, это я... Вы узнали мой голос?.. Нет... Никаких неприятностей... Будьте так любезны, соедините меня с месье Гру-Котелем... Пожалуйста... Позвоните погромче и подольше, а то вдруг он крепко спит... Через приоткрытую дверь Мегрэ видел, как Этьен Но в полном недоумении, весь какой-то обмякший, обессиленный, безвольный, залпом выпил рюмку арма-ньяка. |