|
– Тебе не идёт сарказм, молодой человек. Я не знаю, почему её мягкое порицание жалит, но это так. Как будто понимая, что мне высказали мягкое замечание, Рафаэль перестаёт улыбаться. Он одаривает меня суровым взглядом, как будто бы подозревает, что если я способен быть саркастичным с Аннамарией, то могу быть таким парнем, который стаскивает печенье из собачьей чашки и потом сам съедает. Я говорю: – У механика Донни огромный шрам через всё лицо. – Ты спросил его, как это случилось? – осведомляется Аннамария. – Я хотел, но потом Добрый Донни превратился в Злого Донни, и я подумал, что если спрошу, он может продемонстрировать это на моём лице. – Ну, я довольна, что у тебя есть прогресс. – Если это показатель прогресса, то, думаю, нам лучше снять домики на год. Пока она совершает длинные лёгкие движения расчёской, зубчатый капкан распутывает великолепный мех собаки. – Ты ещё не закончил вынюхивать на эту ночь, не так ли? – Нет, мэм. Я только начал вынюхивать. – Тогда я уверена, что ты быстро докопаешься до сути. Рафаэль решает меня простить. Он улыбается мне ещё раз, и в ответ на заботливый уход, который он получает, издаёт звук истинного блаженства – частично вздох, частично мурлыкание, частично стон наслаждения. – Ты и правда можешь найти подход к собакам, мэм. – Если они знают, что ты их любишь, у тебя всегда будут их доверие и преданность. Её слова напомнили мне о Сторми, то, каким образом мы были связаны друг с другом, нашу любовь, доверие и преданность. Я говорю: – Людям это тоже нравится. – Некоторым людям. Вообще говоря, при этом, люди более проблематичные, чем собаки. – Плохие люди, конечно. – Плохие, те, которые от случая к случаю переходят черту между хорошим и плохим, и некоторые хорошие люди. Даже глубоко любящие, и у которых навсегда отпала необходимость внушать преданность. – Здесь есть, о чём подумать. – Я уверена, ты думал об этом часто, Томми. – Ну, я пойду ещё немного поразнюхиваю, – заявляю я, поворачиваясь к двери, но потом не двигаюсь. После расчёсывания длинной пышной бахромы из меха на передней лапе собаки, которую страстные любители ретриверов называют оперением, Аннамария говорит: – В чём дело? – Дверь закрыта. – Чтобы не впускать переменчивого механика, Донни, о котором ты так настойчиво предупреждал меня. – Она открывается сама по себе, когда я появляюсь перед ней извне. – Ты хочешь сказать – что? – Не знаю. Я просто говорю. Я смотрю на Рафаэля. Рафаэль смотрит на Аннамарию. Аннамария смотрит на меня. Я смотрю на дверь. Она остаётся закрытой. Наконец, я берусь за ручку и открываю дверь. Она говорит: – Я думаю, это мог сделать ты. Вглядываясь в покрытый завесой ночи мотель, где слегка дрожат деревья, я испытываю страх перед кровопролитием, которое, как я подозреваю, мне потребуется совершить. – В «Уголке Гармонии» нет настоящей гармонии. Она говорит: – Но есть уголок. Убедись, что тебя не водят за нос, молодой человек. Глава 4 На случай, если за мной наблюдают, я не продолжаю разведку немедленно, я возвращаюсь в свой домик и запираю за собой дверь. |
