По окончании он сказал только:

— Спасибо вам.

Невооруженным глазом было видно, что силы к нему прибывают буквально не по дням, а по часам.

Вскоре доктор Фолкнер разрешил ему сидеть в теплом халате у открытого окна. Теперь граф мог любоваться чудесным видом на море либо читать.

Но даже когда он просматривал газету, Джакобе казалось, будто он следит за каждым ее движением, готовя для нее прощальные слова.

Она хотела посоветоваться с доктором Фолкнером, что ей следует делать, однако у него не было времени: сразу несколько его пациентов находились в тяжелом состоянии. Врач приезжал в замок, быстро осматривал графа и сразу же исчезал.

«Мне необходимо с ним поговорить!» — думала Джакоба.

Но что она могла ему сказать?

Ночами, лежа без сна, она пыталась сообразить, к кому бы могла обратиться дома, в своей родной деревне.

Джакоба вспомнила, как настойчив был виконт, твердивший, чтобы она обязательно нашла его. Однако она считала подобный шаг весьма опрометчивым. Ей совершенно не хотелось рассказывать ему и Хэмишу Макмердоку, как повел себя граф по ее приезде в замок. Ей было неловко даже думать об этом, а уж признаваться в случившемся виконту и Хэмишу — просто невыносимо.

И вот наступило утро, когда ей сказали, что граф встает и ее услуги ему не требуются.

Джакоба не удивилась: она ожидала услышать нечто подобное. И все же эти слова графа в изложении дворецкого стали для нее настоящим ударом.

— Моя жена надеялась, мисс, — добавил Росс, — что вы ее навестите. Она хотела показать вам нечто — вам, наверное, будет интересно.

— Это нечто она сделала сама? — полюбопытствовала Джакоба.

— Да, мисс, — подтвердил Росс.

Джакоба с грустью подумала, что, когда она уедет из замка, некому будет интересоваться рукоделиями обитательниц деревни. И никто не подскажет им, как продавать свои изделия.

— Я так много могла бы здесь сделать, — едва слышно прошептала она.

Ну конечно, она ищет повод, чтобы остаться поблизости. Но это невозможно сделать, не оскорбив графа.

К большому удивлению Джакобы, граф не пригласил ее к себе в первой половине дня.

Она пошла бы в сад, если б с моря не надвинулся густой туман. Дождя не было, но небо затянуло облаками. И в течение дня туман становился все гуще.

За ленчем Джакоба сидела в столовой одна. Когда она поела, Росс сказал:

— Его сиятельство желает поговорить с вами, мисс. Он у себя в кабинете.

Удрученная предстоящим разговором, Джакоба встала из-за стола, медленно пересекла лестничную площадку и несколько мгновений стояла неподвижно, не решаясь открыть дверь кабинета. Ее пальцы дрожали.

Она приказала себе успокоиться и вошла.

Граф стоял перед камином.

На нем был килт, и выглядел он не менее импозантно, чем его отец на портрете, висевшем над камином.

Она нерешительно направилась к графу.

Тот молчал, и она сказала:

— Я… так рада… что вам лучше. Но… вам не следует… переутомляться.

— Я совершенно здоров, — отчужденно заявил граф.

Он не пригласил Джакобу сесть.

У нее было такое чувство, словно она оказалась на скамье подсудимых и ей предстоит выслушать приговор за совершенное преступление.

— Я, конечно, глубоко вам благодарен, мисс Форд, — медленно произнес граф, — за то, как вы ухаживали за мной во время болезни. Но я уверен, вы поймете меня, если я скажу, что мне больше не нужна сиделка. Так что, вероятно, вы захотите сейчас уехать.

Джакоба кивнула, но ничего не ответила.

— Я намерен вознаградить вас за ваши труды, — продолжал граф.