— Очень красиво, — выдохнула она, вглядываясь в огромные янтарно-золотистые глаза девицы.

Та только ресницы опустила, на лице выступили багровые пятна, словно у маленькой девочки, да она и была такой — ещё юной, нежной, чистой, покладистой и отзывчивой.

— В Доловске только для княжны такими нитями вышивали прислужницы.

Малютка растерянно отвела глаза.

— И у нас редкость. Князь Славер снабжал нас таким богатством. Олисава мне подарила немного…

Теперь Зариславе стало ясно, на что живут местные, закрома которых полнятся добром. Понятно теперь, почему с такой охотой вызвались служить новому предводителю.

— Как же звать его?

— Всеволодом его родители нарекли.

Зарислава вернула рубаху.

— Тоже хочу такую красоту сотворить. Сходи к Олисаве-ткачихе, возьми у неё всё, что нужно для рукоделия, скажи, что для меня.

Малютка кивнула.

— Всё сделаю.

— Только не сейчас.

Малюта поднялась, тихо прошла на своё прежнее место, вновь усаживаясь за рукоделие. Зарислава обратила взгляд на рубаху, всё ещё чувствуя тепло в руках. Вспомнились долгие зимние вечера в натопленной избе Ветрии, когда та, тихо напевая, пряла пряжу, ловко скручивая пух в мягкую нить, а Зарислава подле неё, слушая напевы, вышивала рушники да скатерти, а за окном мела пурга. Как давно это было. И что на неё нахлынули тоскливые воспоминания хандрой тягостной?

Зарислава встрепенулась, выныривая из оков прошлого. Раз так обернулось всё сегодня, нужно бы хозяйством заняться, посмотреть, чем девки заняты, испросить, в чём нуждаются, что удалось уже сделать. А потому она не стала задерживаться в постели, поднялась. Быстро омывшись и переодевшись в просторное платье, нацепила шитый бисером и зелёной нитью венчик. Посмотрелась в до блеска натёртую сталь. Выглядела сегодня по-другому, и то, что увидела, смутило её изрядно: губы налились бурым, как спелая малина, глаза со сна припухли малость и сверкали, как звёзды, будто их она всю ночь и видела, на щёках румянец. И несмотря на то, что проснулась с трудом, чувствовала себя свежо, выспавшейся. И с чем было это связано, одной Богине Славе вестимо. Хотя Зарислава быстро догадалась о причине такой перемены, ненароком припомнив ночь в княжеских покоях. Тут же её объял холод. Она сглотнула, оцепенев. В прошлый раз, когда с ней случился такой подъём, это привело к худому. Она дёрнула плечом, пытаясь тем самым сбросить наваждение. Дурные страхи одолевают, когда их совсем не ждёшь — выныривают на гладь воды, словно издохшие рыбы. Вроде пустяк, а неприятно. Теперь уже поздно хвататься, случилось то, что должно было случиться.

— Всё хорошо? — забеспокоилась Малютка, подавая височные кольца, украшенные подвесками.

— Хорошо, — ответила Зарислава, нацепив украшения на венчик.

И откуда в девочке столько зоркости? Так легко улавливает перемены, которые Зарислава научилась за время своего путешествия скрывать.

И как бы ни было у неё на душе, обязана держаться уверенно в глазах селян. Надо бы преподнести дары богам, а то ведь так и не отблагодарила за мирную дорогу, за то, что агдивцы приветили их спокойно, за то, что теперь Зарислава может спать под кровом, и ещё много за что.

— Малютка, помнишь, о чём просила? Ступай к Олисаве принеси, всё необходимое.

— Конечно, — склонилась девица, не удивляясь тому, что травница столь скоро отправила её выполнять поручение.

Зарислава, проследив, как Малюта покинула хоромину, бросилась к сундуку, выудила походную суму, а в ней нашла дедко. Сжав его в ладонях, она прошла к лавке, присела у окна. Ведь и забыла о нём вовсе, давно речи не вела, не сказывала о горестях своих и радостях, непростительно с её стороны.

— Вот мы какую дорогу с тобой проделали, сколько пережили… — прошептала Зарислава, вглядываясь в резные глаза чура.