Не раскрывая рта, она вела с собой внутренний разговор.
"Ну вот, милочка, тебя снова понесло! В тот момент, когда ты хочешь отказаться от жизни, ты принимаешься мечтать о том, чего никогда не существовало".
Стоял солнечный день. На террасе - два столика, но места не заняты.
- Вот столько?.. Чуть побольше?
Обслуживающий ее официант говорил с итальянским акцентом и был довольно красив.
- Да, еще немного.
Она с аппетитом принялась за еду, тогда как дома ее упрекали в том, что она ест безо всякой охоты.
Где сейчас Боб? Наверное, он тоже обедает в каком-нибудь ресторанчике. Уж он-то был очень уравновешенным. Из него выйдет хороший муж, способный понимать свою жену и детей.
Что он о ней думал? Он невольно сохранял всегда немного покровительственный вид, как будто относился к ней как к больной.
Была ли она душевнобольной? Она часто об этом думала. Это было одной из причин, почему она так часто просила о встрече доктора Вине.
И Вине тоже был с ней удивительно терпелив. Не объяснялось ли это тем, что он знал: в том, что она такая, ее вины нет?
Обед был вкусным. Заказав красного вина, она в задумчивости разглядывала прямо перед собой двоих мужчин, обсуждавших вопросы недвижимости. Разве не странно, что столько людей озабочены вещами, которые не имеют никакого значения?
- Десерт, мадемуазель?
- А что у вас есть?
- Сливовый пирог. Рекомендую.
Она поела пирога, затем закурила сигарету, отказавшись от кофе, усиливавшего ее дрожь.
Ну вот! Она на улице. У нее больше нет никаких дел. Взад-вперед сновали люди, такси, грузовики. Все стремились к цели, которую считали важной. Какое большое значение придавала она когда-то своим еженедельным отметкам! Она теперь даже не знала, что стало с ее тетрадями.
Пробило два часа, и магазины вновь распахнули двери. Она вошла в аптеку.
- Дайте мне, пожалуйста, упаковку бритвенных лезвий.
- Вы предпочитаете какую-то определенную марку?
- Нет.
Ей стало смешно. Неужели аптекарь воображает себе, что она бреет у себя подмышки, а может, еще и низ живота?
Ей нельзя было слишком долго шагать в выбранном направлении, так как она выйдет тогда на улицу Гей-Люссака.
Она тянула время. Злилась на себя, что не выказывает большей решительности. Это было не из-за трусости. Она не цеплялась за жизнь.
Напротив, мысль, что вскоре она с ней расстанется, придавала ей некую легкость, которой она не знала прежде. Ей не нужно больше нести бремя своей маленькой личности и тревожиться о своем будущем. Ни для нее, ни против нее уже ничего нельзя было сделать.
Она разглядывала витрины, дивясь, что в них было выставлено, как будто никогда их прежде не видела. Возле распахнутой двери торговец москательными товарами, в длинном сером халате, громоздил один на другой пластмассовые тазики. В парикмахерской, неподвижные и молчаливые, дожидались своей очереди две женщины.
Давно уже она не делала в парикмахерской причесок, не мыла там волос. Это было почти как искушение. Ей бы хотелось хоть раз в жизни выглядеть красивой.
Она вошла и обратилась к стоявшей за стойкой девушке:
- Скоро освободится парикмахер?
Было слышно, как он работает по другую сторону занавески в цветочек. |