В высокой стене, окружавшей сад, была дверь, которая вела на Беркли-стрит. Около двери стоял лакей, который предупредительно распахнул ее перед маркизом.

Вдоль всей улицы тянулась вереница экипажей, ожидавших, когда их вызовут к главному входу на Пиккадили.

Маркиз подошел к коляске, стоявшей прямо напротив двери, из которой они вышли.

— Я маркиз Линч, — обратился он к кучеру. — Этой даме плохо, и мне надо отвезти ее на Керзон-стрит. Это недалеко, к тому же я знаком с твоим хозяином, — он бросил взгляд на герб, — лордом Болтоном. Он не будет против, если ты отвезешь нас.

— Слушаюсь, милорд, — ответил кучер.

Друзилла забилась в угол коляски и закрыла лицо руками. Она молчала, молчал и маркиз. Наконец коляска подкатила к дому вдовствующей маркизы.

— Давно ее светлость ушла к себе? — спросил маркиз у лакея.

— Только что, милорд.

— Зажгите свечи в малой гостиной и затопите камин, — приказал маркиз.

Вид у лакея был удивленный, но он быстро выполнил указания. Маркиз, взяв Друзиллу за руку, отвел ее в малую гостиную на первом этаже, в которой маркиза обычно принимала утренних гостей.

Комната была наполнена ароматом сухих цветочных лепестков, разложенных в плоских вазах. Везде стояли живые цветы. Лакей мгновенно разжег огонь в камине, а маркиз наполнил стакан из графина на столике возле двери и поднес его Друзилле.

— Я ничего… не хочу, — пробормотала она, качая головой.

— Выпей, — потребовал маркиз.

Она подчинилась. Только после первого глотка она поняла, что он налил ей бренди, и этот обрушившийся в нее обжигающий водопад унял дрожь, сотрясавшую все ее тело.

Когда лакей вышел, Друзилла перебралась с дивана на мягкий ковер возле камина. Пламя, набросившееся на сухие поленья, разгоралось все ярче. Он протянула руки к огню.

Маркиз сел на стул.

— Это был Уолден, не так ли? — спросил он.

Она кивнула.

— Мне кажется, тебе следует рассказать мне, что произошло, — сказал маркиз.

Она подняла на него глаза, всем свои видом выражая отказ.

— Нет… — проговорила она, — нет… я не могу.

— Я имею право знать, — настаивал маркиз. — Я слышал, о чем он с тобой говорил, и я должен знать, что он имел в виду, когда сказал «дотронуться до тебя». Ты ведь можешь меня понять.

Друзилла глубоко вздохнула. Зажав руки между коленями, она наклонила голову. В это мгновение она выглядела очень юной и беззащитной — девочкой, которую несправедливо обидели.

Однако ее вид нисколько не смягчил маркиза, он остался непреклонен.

— Я должен знать, Друзилла.

Воцарилась тишина, и он решил, что она так и не отважится рассказать ему. Но вдруг она заговорила.

Ее голос дрожал и прерывался, она запиналась на каждом слове, ее слова звучали так тихо, что временами он едва слышал ее, и все же она говорила и говорила, как бы испытывая облегчение от возможности довериться ему.

Она рассказала, как леди Уолден наняла ее в гувернантки к своим детям. У Друзиллы уже была репутация беспринципной женщины, ей уже пришлось уволиться с нескольких мест, где на нее обрушился целый поток оскорблений, где ей пришлось пройти через все степени унижения.

Ее рассказ был искренним, она ни капли не преувеличивала нанесенные ей обиды, и маркиз прекрасно понимал недосказанное.

Сначала Друзилле показалось, что в доме лорда Уолдена она наконец нашла покой и убежище, которые так долго искала. Леди Уолден была довольно скучная и чопорная особа, однако, общение с нею не было неприятным. Казалось, она даже одобряет то, как Друзилла воспитывает ее детей.

Через некоторое время, когда первое напряжение и страхи улеглись, Друзилла поняла, что ей больше не надо защищаться.