|
- А как же вы, сударыня? Не боитесь замерзнуть? - Я накроюсь половиной плаща своего мужа, - ответила женщина с какой-то почти небесной улыбкой. Положив руку на лоб Анжелики, она сказала: - Да благословит тебя Всевышний!.. На обратном пути Анжелика увидела Джека Мэуина, сидевшего на берегу в позе человека настороже. Более уверенно чувствуя себя в плаще милосердной незнакомки, Анжелика остановилась в нескольких шагах от англичанина и принялась рассматривать его. Этот человек все больше заинтриговывал ее. Утром, когда она впервые увидела Мэуина, он показался ей обычным матросским грубияном, но теперь она представляла его себе задумавшимся мыслителем, недюжинным человеком, каких немало встречается в далеких морях. В его неподвижности чувствовалось такое напряжение, - а сейчас он даже не жевал свой неизменный табак, - что становилось тревожно за его огромное одиночество, которое казалось, горело в нем, как высокое жаркое пламя. "Должно быть, это бывший пират, - подумала она, - и не исключено, что он благородного происхождения. Человек, уставший от преступлений, желающий все забыть, а также вычеркнуть себя из памяти своих слишком опасных бывших сообщников... Не их ли он подстерегает, опасается, разыскивает, преследуемый угрызениями совести или страхом?.. Или же он младший отпрыск большой бедной английской семьи, оставивший родину в надежде стать принцем, но общество матросов вызвало в нем такое отвращение, что он решил быть одиноким тружеником моря... Он, наверное, познал также тяжелое сердечное горе. Я чувствую, что он ненавидит женщин". В линии плеч этого человека было что-то оцепенелое, окаменевшее, как будто душа давно покинула его тело и витает где-то вдалеке, оставив его здесь, как пустую оболочку. Что слышал, что открывал для себя он в тайне своей отрешенности? И не индейские ли каноэ угадывал он в светящемся море? Это была странная ночь, полная неясных опасностей, нежного поэтического колдовства, а может быть, и злых чар. Анжелика почувствовала желание вырвать этого человека из его странной летаргии, которая вызывала в ней почти страх. - Ночь прекрасна, не правда ли, мистер Мэуин, - сказала она нарочито громко. - Она располагает к раздумью, не кажется ли вам? Он казался спящим. Глаза его были открыты, но зрачки оставались тусклыми и пустыми. Все же через несколько секунд он повернул голову в ее сторону. - Красота этого острова покоряет, околдовывает меня, - продолжила Анжелика, поддаваясь какому-то уже неподвластному ей импульсу найти с ним контакт. - Здесь так вольно дышится... Не знаю, как правильно выразить это чувство. В Европе все это стало неведомым, навсегда исчезло. Там исчезло само понятие этой вещи, таинственной и приводящей в восторг, которую я назвала бы.., самой сущностью свободы... Она как бы размышляла вслух, понимая, что высказывает слишком сложную и неясную мысль, и что, пытаясь выразить ее на своем не очень уверенном английском языке, она рисковала встретить почти полное непонимание. К ее удивлению, Мэуин вышел из своего оцепенения. Она вдруг увидела, как лицо его дрогнуло, глаза зажглись, на губах появилась презрительная сардоническая улыбка, а в темном взгляде запылало пламя отвращения, почти ненависти... - Как смеете вы позволять себе такие слова, такие суждения?.. - спросил он, как бы нарочно растягивая слова, чтобы они звучали как можно более вульгарно. - Вы, женщина, смеете рассуждать о свободе? Он язвительно рассмеялся. |
