|
- Неужели влияние уроков, усвоенных нами с детства, столь велико, что мы продолжаем руководствоваться ими всю жизнь, хотя, в основном, и бессознательно? - спросила она. - Страшимся ли мы только того, чему научены? - Нет, - возразил Колен, - мы руководствуемся не только заученными истинами. К счастью!.. В жизни существуют моменты, когда человек, хочет он того или нет, выходит на путь истины. И помешать ему в этом так же трудно, как помешать звезде двигаться по небу. Заметив на лице Анжелики отсутствующее выражение, он мягко спросил: - Вы меня слушаете? - Да, я вас слушаю. Колен Патюрель. Вы так хорошо говорите. Вы научили меня стольким полезным вещам, теперь навеки запечатленным в моем сердце... - Я счастлив, мадам, но слова, которые я вам привел, принадлежат, насколько я помню. Великому Евнуху Осману Ферраджи, высокому черному человеку, что охранял вас в гареме Мулая Исмаила. Помню, в Микнесе король вызывал меня, усаживал, несмотря на мои грязные лохмотья, на свои золоченые подушки, и мы вместе слушали Османа Ферраджи. Этот негр был великим мудрецом! И великим человеком! Он укрепил мою веру больше, чем кто-либо другой. Это был настоящий кудесник! - А как я его любила! Как любила! - воскликнула Анжелика, в сердце которой эти воспоминания породили резкую боль. - Это был мой лучший друг. Она замолчала под тяжестью далекого воспоминания о том, что именно Колен убил благородного Евнуха ударом кинжала в спину, чтобы спасти ее, Анжелику. - Лучше помолчим, - сказал Колен вполголоса. - Помолчим, ведь эти воспоминания причиняют вам боль. Вы устали, а мы находимся далеко, очень далеко от тех мест и еще дальше мы ушли по дороге жизни. Если бы я мог сказать себе, что двигался вперед, что шел к какой-то цели все эти годы после Сеута.., а не только отступал и портил то, чем обогатился по воле божьей на каторге. - Человек движется вперед, когда страдает, и вопреки страданиям не отступает, не падает, не поворачивается спиной к добру, - произнесла Анжелика с жаром. Вспоминая длинный туннель, который она прошла вдалеке от Жоффрея, падая и поднимаясь, она чувствовала себя вправе ободрить Колена. - Вы не так тяжело больны, как вы думаете, Колен, мой дорогой друг. Я знаю это. Я это чувствую. И мне представляется, что прежний Колен вновь встает передо мной во всем его величии, отбросив мишуру Золотой Бороды. Я вижу его более великодушным и сильным, готовым выполнить выпавшую ему роль... - Какую роль? Разве что роль палача при собственной казни, когда меня будут вздергивать, как самого обычного морского разбойника. - Нет, нет, только не это. Колен! Этого не будет. Не бойся ничего. Я не знаю, как повернутся дела, но я уверена, что Бог тебя не выдаст, ты увидишь. Он не может отречься от тебя, ведь за Него ты был распят... - Тем не менее. Он давно от меня отрекся. - Нет, нет, не поддавайся сомнениям. Колен, ведь ты истинно верующий, именно это составляет твою суть... Не зря же Он вложил в тебя столько бесценных достоинств. Вот увидишь... Я ничуть в тебе не сомневаюсь. - Нет, ты неотразима! - сказал он глухо и вдруг обнял ее. Анжелика вся затрепетала от кончиков пальцев до корней волос. Движимая беспредельным желанием стать для Колена той волной, которая вынесет его на новые берега, где он сможет наконец обрести свою подлинную сущность, она убеждала его со всей горячностью, смотрела на него с такой нежностью, что он не мог не прочесть на ее лице чувство более ценное для мужчины, чем все богатства мира - веру женщины. |
