Звали его Аристид Бомаршан, как об этом сообщил ей один из его друзей. "Ему больше подошли бы имена "Деревянная башка" или "Дырявый живот", - сказала Анжелика, пожав плечами.
В это утро преподобный Пэтридж открыл наконец глаза. Он сказал, что сегодня воскресенье, и попросил, чтобы ему дали Библию, так как он хочет подготовиться к проповеди. Все решили, что он бредит из-за лихорадки, и решили его успокоить. Но он разбушевался и стал настойчиво повторять, что сегодня воскресенье, день Господень. Действительно, было воскресенье и, следовательно, прошла уже неделя после нападения индейцев на маленькую английскую деревню.
Анжелика сохраняла надежду, что корабли Жоффрея де Пейрака еще не покинули устье Кеннебека. Кантору могло повезти, и он мог встретиться с одним из них. Хороший, прочный и большой корабль, с большими пушками, на котором можно бы было отдохнуть и благополучно вернуться домой.
Какое бы это было счастье!
Но прошло уже два дня, а на горизонте никто не появлялся.
Элизабет Пиджон дрожащим голосом читала пастору Библию. Ее также слушали с подозрительным и надменным видом двое больных пиратов. Эти еще нуждались в лечении, но не следовало торопиться ставить их на ноги. Третий, самый здоровенный и наименее больной, без конца ходил от изголовья "Дырявого живота" к постелям двух других своих товарищей на другом конце хижины и долго шушукался с ними на малопонятном жаргоне. Он выглядел уже гораздо бодрее, чем в первые дни, был гигантского роста и внушал определенное беспокойство.
- Следи за ним, - сказала Анжелика Адемару. - Он может ухитриться завладеть одним из своих ножей и воткнуть его нам в спину.
Этот верзила проявлял искреннюю заботу о прооперированном.
- Это мой брат, - говорил он.
- Что-то вы мало похожи друг на друга, - заметила Анжелика, сравнивая громадный рост одного и тщедушную фигуру другого.
- Мы береговые братья. Почти пятнадцать лет тому назад мы обменялись своей кровью и своей добычей.
И с мерзкой улыбкой на своем обезображенном пчелиными укусами лице он добавил:
- Может быть, поэтому я вас не прирежу... Потому что вы спасли Аристида...
Ночью она также должна была находиться при больном. Она натянула над ним кусок полотна, не столько, чтобы предохранить его от солнца, от лучей которого защищало растущее рядом дерево, сколько от ночной росы или от иногда моросившего дождя, или даже от морских брызг, которые доносил до них ветер во время прилива.
Она ухаживала за ним упорно, внимательно, с удивлением наблюдая, как в это уже, казалось, обреченное тело, приходит исцеление. И она так страстно желала благополучного исхода, что в некоторые моменты почти испытывала нечто вроде любви к этому бедному Аристиду.
В тот самый вечер, после операции, он на какой-то момент открыл глаза и стал требовать табаку и грог "с целым лимоном.., который ты мне очистишь от кожуры, Гиацинт..."
Хотя он и не получил ни грога, ни лимона, которые она заменила хорошо процеженным рыбным бульоном, жизнь все-таки к нему вернулась.
А в это воскресенье, когда уже и пастор начал воскресать...
- Я вам помогу сесть, - сказала. Анжелика раненому.
- Сесть? Ты, что, хочешь моей смерти?
- Нет, надо чтобы ваша кровь лучше циркулировала и не загустевала. И я вам запрещаю обращаться ко мне на "ты" сейчас, когда вы уже вне опасности.
- Ну и ну! Вот это женщина!
- Идите помогите мне, - обратилась она к здоровенному пирату. |