|
-- Скоро, -- слышно, что люди снова ищут его! Вспоминая теперь Ларионовы слова, кажется мне, что видел он бога великим мастером прекраснейших вещей, и человека считал неумелым существом, заплутавшимся на путях земных, и жалел его, бесталанного наследника великих богатств, богом ему отказанных на сей земле. У него и у Савёлки одна вера была. Помню, икона чудесно явилась у нас на селе. Однажды рано утром по осени пришла баба до колодца за водой и вдруг видит: но тьме на дне колодца -- сияние. Собрала она народ, земский явился, поп пришёл, Ларион прибежал, спустили в колодезь человека, и поднял он оттуда образ "Неопалимой купины". Тут же начали молебен служить, и решено было часовню над колодцем поставить. Поп кричит: -- Православные, жертвуйте! Земский тоже приказывает, и сам трёшницу дал. Мужики развязали кошели, бабы усердно холсты тащат и всякое жито, по селу ликование пошло, и я был рад, как в день светлого Христова воскресения. Но ещё во время молебна видел я, что лицо Ларионово грустно, и не смотрит он ни на кого, а Савёлка, словно мышь шныряя в толпе, усмехается. Ночью я ходил смотреть на явленную: стояла она над колодцем, источая дыму подобное голубовато-светлое сияние, будто некто невидимый ласково дышал на неё, грея светом и теплом; было и жутко и приятно мне. А пришёл я домой, слышу -- Ларион грустно говорит: -- Нет такой божьей матери! И Савёлка тянет, смеясь: -- Я зна-аю! Чай, Моисей-то задолго до Христа был! Каковы жулики? Чудо, а? Ах вы, чудаки! -- В тюрьму бы за это и земского и попа! -- тихо-тихо говорит Ларион. Чтобы не убивали они, корысти своей ради, бога в людях! Я чувствую -- неприятен мне этот разговор, и спрашиваю с печи: -- Вы про что говорите, дядя Ларион? Замолчали они, шепчутся оба, видимо, обеспокоились. Потом Савёлка кричит: -- Ты -- чего? Сам на людей жалуешься -- дураки, и сам же, без стыда, дурака делаешь из Матвейки? 3ачем? Подскочил и говорит мне: -- Гляди, Мотька, вот -- спички! Вот -- я их растираю в руках... Видишь? Гаси огонь, Ларион! Погасили лампу, и, вижу я, в темноте две Савёлкины руки сияют тем же дымом голубым, как и явленная икона. Страшно и обидно было видеть это. Савёлка чего-то говорит, а я в угол печи забился и уши себе пальцами заткнул. Тогда влезли они оба ко мне -- водку тоже взяли -- и долго, наперебой, рассказывали мне об истинных чудесах и обманном надругательстве над верою людей. Так я и заснул под их речи. А через два-три дня приехало множество попов и чиновников, икону арестовали, земского с должности сменили, попа тоже настращали судом. Тогда и я поверил в обман, хоть и трудно было мне согласиться, что всё это только для того сделано, чтобы у баб холсты, у мужиков пятаки вытянуть. Ещё когда минуло мне шесть лет, начал Ларион меня грамоте учить по-церковному, а через две зимы у нас школу открыли, -- он меня в школу свёл. Сначала я несколько откачнулся от Лариона. |
