«Где я?» – открыв глаза, я увидел что-то темное над собой. Пытаясь сфокусировать взгляд, добился только того, что вновь провалился в забытье. Сколько раз я так «просыпался», не знаю, но внутри болело буквально все. В один из таких приходов в себя услышал голоса, говорили на немецком.

«Твою мать, в плену!» – быстро сообразил я, и почему-то захотелось умереть.

Двигаться я мог только лежа, правда. Пытаясь перевернуться, чтобы привстать, вновь терял сознание. Наконец, кроме разговоров, я увидел и людей.

– Ну что, красный ублюдок, очухался? – надо мной осклабился фашист. Совсем не такой, как о них говорят, не было ни светлых волос, ни голубых глаз. Черные короткие волосы, щетина трех- или четырехдневная, карие глаза и эсэсовская форма.

– Ты кто? – просто спросил я, и когда язык шевелился, почувствовал во рту осколки зубов. Наваляли мне, выходит, прилично. Не зря все болит, как будто по мне машиной проехали.

– Куда увезли офицера СС? Отвечай, сволочь, сдохнешь быстро! – в ответ на мой вопрос прокричал немец.

– Ой, не ори… – выдохнул я и сморщился. От громкого голоса в голове зашумело.

– Я повторяю… – начал фашист снова, но я его нагло оборвал:

– Да хоть лопни от своих повторений, – меня обильно вырвало прямо на фрица. Кстати, я ведь ему на русском отвечал, он хоть понимает?

– Ты свинья, – фашист ткнул пальцем мне чуть ли не в глаз, – ты грязная русская свинья! – орал он, судорожно пытаясь оттереть свою красивую форму.

– А ты вонючий нацист, однако ж тебе это не мешает! – блин, а ведь он со мной на русском говорит. Тут же последовал удар в лицо. Ай-ай-ай, как больно… Сплюнув куда-то себе же на грудь, я пытался поднять руку, чтобы вытереть лицо. Не получилось, сил не было. Если так наглеть, может, на допрос я так и не попаду, раньше грохнут.

– Приедет господин Маттеус, он тебя на лоскутки порежет! – бросил фриц и ушел. Ага, значит, меня тут держат для какого-то футболиста… Ну, это в будущем у фрицев такой будет. Наверное, командир того эсэсмана, которого мы увели. Хорошо. Радует в этом всем лишь одно: парни, видимо, все же свалили. Интересно, почему меня все же прооперировали? Ведь я же чувствую, что раны обработаны, они даже болят не так, как должны. Болит все тело, а не отдельные дырки. Черт, мне бы хоть немного в чувство прийти, чтобы попробовать утащить за собой еще и неизвестного фут… ну, господина Маттеуса.

Через день обо мне забыли. Нет, побить меня еще приходили пару раз, но особого удовольствия у немцев на лицах я не видел. Скорее, они выполняли свою работу. Почему такое отношение ко мне, на фига я им нужен? Блин, столько вопросов, а ответов даже рядом нет. Из той темной комнаты, где я очнулся, меня перенесли в какой-то сарай. Причем тащили меня наши бойцы, в смысле красноармейцы. Значит, здесь есть еще пленные, хорошо, надо бы как-то пообщаться.

Но, как говорится, не судьба. Я лежал в этом сарае один, ко мне никто не приходил вообще. Два дня не кормили, я здорово сдал. Казалось, становится хуже каждый час. Зато, на удивление, заработали ноги. Это я понял, когда на третий день принесли полведра воды. Вода была то ли из-под коров, то ли просто из лужи, но я пил ее так, словно в первый и последний раз. Спросите, как узнал о ногах? Так уже через двадцать минут после того, как выпил водички, меня пронесло. Когда понял, что сейчас реально обделаюсь по полной программе, я как-то машинально перевернулся на бок и согнул ноги. Так и понял, что могу и встать. Только… не успел. Едва хватило сил снять с задницы штаны.