- Блин! Ты, дребезжалка тощая, завидуй молча, - огрызнулась Дашка.

    - Ща в глаз получишь! Вон пошла! - рявкнула Эллина.

    - Так, дамы, спокойно, давайте не будем ругаться! - Петр пытался разрядить обстановку.

    - Не надо меня успокаивать, иди эту чувырлу утихомирь, - отбрыкнулась Дарья.

    - Сама чувырла! - Глаза Эллины превратились в две узкие щелочки, метавшие искры. - Возомнила о себе невесть что!

    - Ишь как разошлась! Причину нашла наехать... как будто никто не знает, чего ты так злишься. Кто виноват, что у Макса вкус хороший?..

    Вконец разозленная Эллина бросилась на Дарью с кулаками. Выскользнувший откуда ни возьмись Мошков с трудом удержал ее.

    «Тощая, а силища та еще!» - промелькнуло у него в голове.

    - Слышь, ты, фифочка, чё на командира хавалку раскрываешь?! - рявкнул он на Дарью.

    - Чего?! - Дарья явно не ожидала такого поворота событий.

    - Заткнись, тебе говорят! - оскалился Мошков.

    - Ты, попрыгунчик, умолкни, а? Пока тебе не досталось...

    - Заткнись! - Мошков чувствовал, что Дарья отступает, и начал напирать еще сильнее.

    - Да ты вообще на испытательном сроке! Мал еще указывать! - Дашка сдавала позиции.

    - Топай давай! Вон!

    Дарья оглянулась вокруг. Все присутствующие смотрели на нее волком, даже Макс... И она вынуждена была ретироваться.

    Мошков глянул на Эллину - в ее глазах стояли слезы. Эта высокая, всегда напряженная и сильная женщина была в шаге от того, чтобы разреветься, подобно пятилетнему ребенку.

    - Эй, ты чего? Из-за Дашки, что ли? Да забей ты на нее! Дура она, не видишь, что ли?

    Эллина не отвечала. Ее огромные глаза стали еще больше и глубже, а нижняя губа начала предательски подрагивать.

    - Блин, ну не умею я с женщинами... Эллина...

    Эллина продолжала молча изучать корявые обшарпанные доски пола. Внимательно так изучала. Мошков опустил взгляд на землю, - может, там действительно было что-то интересное?..

    - Ладно, я это... пойду... В общем... это... не парься из-за Дашки. Стерва она... и все такое...

    Мошков вышел, а Эллина подошла к окну.

    Паутина темно-серых, грязных туннелей и пустынных дорог. Вечная полутьма. Вечная война. Серебристо-металлические столбы, равнодушные холодные плиты, груда камней и железобетона. Пустота... Одиночество еще до восхода стояло у дверей... Теперь обнимает за плечи ледяной рукой... Или душит... Тишина, лишь изредка прерываемая железным лязгом... скрежетом, свистом пуль...

    Люди. Когда пришли гоблины, они не восстали. Да они и не могли. А многие просто перевоплотились, стали другими... И кое-кто поверил им, этим перевоплотившимся. Поверил в их правду... Серость и боль перестали казаться нелепыми, а уж тем более страшными. Они воспринимали все как должное...

    Мы должны... перебороть тьму... пока она не искрошится и не превратится в жалкую тень. И не останется больше ничего, что напоминало бы о ней. Мы должны бороться до конца. Безжалостно. Жалости нет, когда доходишь до отчаяния, когда понимаешь, что нет и не будет другого пути. Только борьба. Уничтожение. Тех, кто не такой, как ты. Если не ты их, то они тебя. Таков закон серого города...

    Она вдруг вспомнила, что вчера ей так и не удалось вызвать в памяти лицо того негодяя. Сейчас, утром, Эллина представила его себе совершенно отчетливо.