Став на кромке льда, он наслаждался общей картиной, но вдруг увидел, как мчавшаяся мимо дама упала на исцарапанном, покрытом ледяной пылью зеркале.

Фери поспешил к ней и подал руку, чтобы помочь подняться. «Благодарю», — машинально пробормотала она и, лишь поднявшись, взглянула на своего рыцаря. И тотчас вздрогнула, лицо ее вдруг побледнело до синевы. Вся кровь отхлынула от него, только следы сильного мороза остались, а без крови они синий цвет щекам придают. Фери тоже узнал ее только сейчас. Это была Мари Тоот.

— Вы не ушиблись? — спросил он.

— О нет, — дрожа, пролепетала она. — Ремень от конька немножко ослаб, вот я и упала.

— Разрешите, я поправлю. Меня зовут Ференц Ности, я новый исправник, которого сейчас многие бранят, — улыбаясь, представился он.

Не успел он еще договорить, а девушка ответить, как с быстротой молнии подкатили к ним два конькобежца, вероятно ее приближенные. Один из них, барон Кракнер (сын жившего в Мезерне генерала в отставке), еще издали закричал:

— Так вам и надо, маленькая злючка! Бог наказал! Сбежала от нас!

Второй, Иштван Шипош, молодой председатель бонтоварской судебной палаты и отъявленный карьерист, был хорош собой, а кроме того, блестящий конькобежец. Прежде чем остановиться перед Мари, он сделал артистический пируэт, что в конькобежном спорте является таким же искусством, как у чиновника, обладающего красивейшим почерком, — витиеватая propria  или вычурная загогулина вместо точки после своего имени.

— Вы тоже видели? — спросила Мари Тоот.

— Еще бы! Я не слепой, чтоб падения звезды не заметить. Э, да у вас конек развязался!

И в тот же миг он склонился перед ней и, став на одно колено, начал поправлять ремень, а Ференц Ности, приготовившийся было к тому же, скромно отошел в сторонку.

— Sapristi! — надулся маленький барон, которого еще подростком прозвали из-за худобы «бароном Селедкой». — Вечно этот Шипош у меня лакомые куски отнимает! А ведь я сюда прикатил первым! Право наладить коньки принадлежит мне.

— Не сердись, барончик! — весело сказал председатель. — Давай-ка лучше считать, что я милой Мари от твоего имени коньки поправляю.

— Так не пойдет.

— А почему? Если я именем короля людские беды и споры разрешаю, отчего бы мне именем барона Кракнера коньки не поправить?

— Оттого, что я не король.

— Да, но та, кому я поправляю, королева!

— Что вы, право! Постыдитесь! Или у вас нет темы поумнее? — пожурила их Мари. — О, если б я была королевой!

— Ну, а что бы вы сделали?

— Тотчас бы отстранила обоих от должности!

Они весело улыбнулись шутке, однако в ней была и доля правды. Столь быстрое появление молодых людей словно вывело Мари из странно приятного состояния, хотя ощущения ее были весьма туманны. Мари изумило поразительное сходство, но она все еще не была уверена, действительно ли это сходство или только напоминание о шомьоском охотнике. И голос как будто его… Удивительно! Быть может, просто воображение, болезненные чувства, неясные мечты ведут с ней обманчивую игру? Он назвался Ференцем Ности, новым исправником. Ности — важные господа, они и церквам покровительствовали. О них рассказывают руины крепостных стен, огромные общественные здания и портреты предков в старинных залах, рыцарей в латах и с булавами. А сам Ференц Ности, как она слыхала от приезжавших к ним гостей, избалованный, светский молодой человек, бывший гусарский офицер, сын хитрого, очень влиятельного депутата, — как мог бы он очутиться среди сапожников и подмастерьев Папы? Глупости, этого даже представить невозможно, и все-таки она дорого бы дала, чтобы еще хоть минуточку с ним поговорить, еще разок хорошенько рассмотреть его, услышать два-три слова.