У Зинаиды Максимовны, между тем, были новости.

— Вот! — победно открывая дверцу шкафа, сообщила мне режиссерша.

Пришлось протиснуться сквозь Зинаиду Максимовну и залезть в шкаф. Дела! Оказывается, в фанере, закрывающей тылы шкафа, была проломана достаточно крупная дыра.

— Про эту дыру мы все, разумеется, знали. Каждый раз созерцали сквозь неё стену, вешая вещи. Но вот про то, что к шкафу есть доступ извне…

В том месте, которым стена прижималась к шкафу, когда-то было окошко. Сквозь дыру, оказывается, было видно отнюдь не стену, а ставню этого окошка, которую, как установил проведенный тут же эксперимент, легко можно было открыть из междверного пространства при входе в зал.

— Возможно, это окно планировалось для установки осветительного прибора. Скажем, обычного пистолета, — думала вслух режиссерша, — Мы давно светим сверху, из рубки, поэтому и не догадывались о наличии за шкафом этого окна.

— Видно, все-таки кто-то догадывался, — поправила я, — Вспомните, как давно здесь стоит этот шкаф?

— Ой, да целую вечность.

— Кто из актеров занимается у вас столько лет? — задала я заранее заготовленный второй вопрос, не успев переварить услышанный ответ на первый. Возникла неловкая пауза. Потом режиссерша, видимо, решив не обращать внимания на мои странности, продолжила свои душеизлияния.

— В том-то и дело! — с видом одержимой Зинаида Максимовна вдруг захлопала в ладоши, — В том-то и дело, что нахождение этой дыры снимает с моих актеров подозрения. По крайней мере, с тех, что находились внутри зала. И это радует! Необычайно радует! Я бы даже сказала, — тут режиссерша набрала полную грудь воздуха, и я непроизвольно зажмурилась и закрыла уши руками, — У-р-р-а!!! — громогласно пробасила годящаяся по возрасту мне в матери женщина и даже несколько раз подпрыгнула на одной ноге для убедительности, — Я всегда верила своим актерам!

Не в силах скрыть собственного скептицизма, отсматривала я проявления чужой радости. Не то, чтобы я не была довольна развеявшимися подозрениями о труппе… Просто теперь круг подозреваемых из всех, кто содержался в момент подбрасывания записки внутри зрительного зала, переносился на тех, кто находился вне этого помещения. А, если за время моего пребывания в ДК на улице не случилось какого-нибудь страшного ЧП, то таковых, бесспорно, было значительно больше. Согласитесь, радоваться в такой ситуации казалось, по меньшей мере, глупым.

— Постойте, — в этот момент я кое-что вспомнила, — А ведь эта девочка… Ксения… Послушайте, я сейчас точно помню, что между тем, как она вышла из зала, и тем, как хлопнула вторая дверь, выходящая в коридор, прошло довольно много времени. Я еще подумала, что девочка пытается успокоиться, прежде чем показаться людям на глаза…

— Ксения?! — Зинаида Максимовна стала вдруг очень серьезной, — Нет. Я не думаю… Но, — режиссерша напряженно замерла, — Кстати, у нее ведь был черный маркер. Мы все еще смеялись, мол, ну вот, у режиссера появились подражатели.

— Мне немедленно надо поговорить с этой Ксенией, — излишне быстро для хладнокровного детектива, коим хотела казаться, выпалила я.

— Прежде поговорите все же с нашим спонсором, — тактично напомнила мне режиссерша, вновь акцентируя внимание на том, что моё участие в деле все еще находилось под вопросом, — Тем паче, что он — отец Ксении.

4. Глава о том, как сыщики находят укрытие, а неприятности — сыщиков

— Изыди, исчезни, испарись!!! — кричала я в открытое окно своего Форда уже через двадцать минут после описанных выше событий.