представленная 20 апреля 1826 г. попечителем Харьковского учебного округа А.

А. Перовским ("Русская старина", 1901, Э  5,  стр.  353-367);  "Исследование

коренных причин происшедшим заговорам и бунтам против престола и царства  ",

присланные тайным советником Арсеньевым ("Сборник  исторических  материалов,

извлеченных из архива Собственной е. и.  в.  канцелярии",  вып.  XIII,  СПб.

1906). К этому же кругу документов принадлежало и донесение Булгарина "Нечто

о Царскосельском лицее и о духе  оного"  (Б.  Л.  Модзалевский,  Пушкин  под

тайным надзором, изд. 2-е, П. 1925).

     Записка Пушкина,  начатая,  вероятно,  в  Москве  в  октябре  1826  г.,

закончена была им, судя по дате автографа, в Михайловском 15 ноября 1826  г.

Как свидетельствует запись  в  дневнике  А.  Н.  Вульфа,  относящаяся  к  16

сентября 1827 г., Пушкин, говоря с ним  "о  недостатках  нашего  частного  и

общественного воспитания", сказал:  "Я  был  в  затруднении,  когда  Николай

спросил мое мнение о сем предмете. Мне  бы  легко  было  написать  то,  чего

хотели, но не надобно же пропускать такого случая, чтоб сделать  добро"  (Л.

Майков, Пушкин, СПб. 1899, стр. 177).

     В начале декабря 1826 г. Бенкендорф представил царю записку Пушкина  со

следующим сопроводительным объяснением:  "Вследствие  разговора,  который  у

меня был, по приказанию вашего величества, с Пушкиным,  он  мне  только  что

прислал свои заметки об общественном воспитании, которые при  сем  прилагаю.

Это уже человек, возвращающийся к здравому смыслу" (  "Старина  и  новизна",

кн. 6, 1903, стр. 5; подлинник на французском языке).

     Записка Пушкина была внимательно прочитана Николаем I,  испещрившим  ее

явно  несочувственными  вопросительными  и  восклицательными  знаками.   Эта

отрицательная оценка большей части записки была сильно, однако,  сглажена  в

письме, в котором Бенкендорф довел до сведения Пушкина 23 декабря  1826  г.,

что "государь император с удовольствием изволил читать  рассуждения  ваши  о

народном воспитании", но  "при  сем  заметить  изволил,  что  принятое  вами

правило, будто  бы  просвещение  и  гений  служат  исключительно  основанием

совершенства, есть правило опасное для  общего  спокойствия,  завлекшее  вас

самих на край пропасти и повергшее  в  оную  толикое  число  молодых  людей.

Нравственность, прилежное служение, усердие предпочесть  должно  просвещению

неопытному, безнравственному и бесполезному. На сих-то началах  должно  быть

основано благонаправленное воспитание".

     Работая  над  своей  запиской,  Пушкин  ближайшим  образом  пользовался

советами П. А. Вяземского,  едва  ли  не  единственного  из  его  московских

друзей,  политический  такт  и  опыт  которого  могли  ему   в   это   время

импонировать.