Как они и ожидали, команда этого пирата была не особенно предана ему, и, когда речь зашла о спасении собственной шкуры, никто не поспешил капитану на помощь. Матросы так и не бросили абордажные крюки, а просто стояли и, столпившись у борта, смотрели, что будет дальше.

Хоукмун влез на мачту. Добравшись до реи, он перебросил конец заранее подготовленной веревки через край и надежно закрепил. Петля качнулась над водой.

Стояла гробовая тишина. До Шагарова медленно доходило, что помощи от своей команды он не дождется. На корме едва заметно покачивался на лебедке груженый ялик, шлюпбалки поскрипывали. Факелы пылали.

Шагаров закричал и попытался вырваться, но его остановили три меча, нацеленные в горло, в грудь, в живот.

– Вы не посмеете… – Голос Шагарова сорвался, когда он увидел решимость, написанную на лицах его врагов.

Оладан подцепил мечом удавку, повесил на леер. Д’Аверк подтолкнул капитана поближе к ней, а Хоукмун немного растянул петлю, чтобы голова пролезла без помех. В следующий миг, когда петля уже легла ему на шею, Шагаров взревел и ударил Оладана, отшвырнув его на леер. Вскрикнув от неожиданности, маленький горец перелетел через борт и шлепнулся в воду. Хоукмун ахнул и бросился посмотреть, как там Оладан, а Шагаров развернулся и выбил факел из руки Д’Аверка. Впрочем, француз лишь отступил на шаг и коснулся груди пленника острием меча.

Пиратский капитан попытался плюнуть ему в лицо, затем вскочил на ограждение, пнул Хоукмуна, попытавшегося его перехватить, и прыгнул.

Петля затянулась, рея дрогнула, а тело Шагарова сначала бешено заплясало в удавке, а потом замерло неподвижно. Д’Аверк, совершенно не интересуясь более его судьбой, кинулся к упавшему факелу, но поздно – промасленные доски занялись. Француз принялся затаптывать огонь.

Герцог Кёльнский тем временем поспешил бросить веревку Оладану, и тот, нисколько не пострадавший от этого купания, вскарабкался на палубу.

Команда другого корабля заволновалась, но Хоукмун недоумевал, почему они не отчаливают.

– Прочь! – прокричал он, когда Оладан оказался на палубе. – Капитана уже не спасти, вы можете сгореть!

Но они не отчаливали.

– Пожар начинается, глупцы! – Оладан указал на пламя, словно можно было не заметить, как оно облизывает мачту и другие надпалубные сооружения.

– Грузимся в лодку, – засмеялся Д’Аверк, отступая на корму.

– Но почему они не отходят? – Хоукмун кинул свой факел в разгорающийся огонь и принялся помогать французу с яликом.

Под испуганное фырканье лошадей, почуявших огонь, они спустили его на воду.

– Из-за сокровищ, – пояснил Д’Аверк. – Они думают, что сокровища еще на борту.

Ялик закачался на волнах, они спустились в него и на веслах отошли от своего черного корабля, стремительно превращавшегося в стену огня и маслянистого дыма. На фоне пожара покачивалось тело Шагарова, поворачиваясь то одним боком, то другим, словно спасаясь от адского жара.

Охваченное огнем судно осталось позади. Парус пиратского корабля, на который попали искры, тоже уже дымился, и кто-то из команды спешно спускал его, а остальные с большой неохотой убирали абордажные крючья. Но риск загореться самим был уже слишком велик.

Скоро ялик, подгоняемый легким бризом, отошел так далеко, что путешественники, как ни вглядывались, так и не сумели различить, спасся ли пиратский корабль. Зато впереди уже показалась земля. Берег Крыма и где-то за ним – Украния.

А где-то в Укрании им предстояло отыскать Безумного бога, его последователей и, может быть, Иссельду…

Часть вторая

Пока Дориан Хоукмун с товарищами приближался к скалистым берегам Крыма, армии Темной Империи стягивались к маленькому Камаргу, чтобы по приказу короля-императора Хуона, не жалея жизней, сил и вдохновения, подавить и попросту стереть с лица земли тех выскочек, которые посмели сопротивляться Гранбретани.