С наступлением ночи они увидели огни лагерных костров ближайших к ним отрядов.

– Завтра, – сказал Хоукмун, – наверное, наша последняя битва.

Они спустились в главный зал, где Боженталь беседовал с графом Брассом. Ужин был готов, такой же обильный, как и всегда. Боженталь с графом обернулись к вошедшим.

– Как там Д’Аверк? – спросил Хоукмун.

– Уже лучше, – отозвался Боженталь. – У него отменное здоровье. Сказал, что хотел бы спуститься сегодня к ужину. Я разрешил ему.

С улицы вошла Иссельда.

– Я говорила с женщинами, они уверяют, что все уже в крепости. Провизии у нас хватит на год, если зарезать скотину…

Граф Брасс печально улыбнулся.

– Эта битва продлится меньше года. А как настроение в городе?

– Бодрое. Все уже знают о сегодняшней победе и о том, что вы оба живы.

– Хорошо, – мрачно проговорил граф Брасс, – они не знают, что завтра умрут. А если не завтра, то через день. Мы не сможем долго держаться против такого количества солдат, милая моя. Почти все наши фламинго погибли, а из людей, способных держать оружие, остались в основном необученные.

Боженталь вздохнул.

– А мы-то думали, что Камарг никогда не падет…

– Что-то вы слишком уверены в его гибели, – проговорил кто-то с лестницы. Это пришел Д’Аверк, бледный, одетый в свободный коричневый балахон, спадавший до самого пола. – При таком настрое вы обречены на поражение. Надо хотя бы попытаться говорить о победе.

– Ты прав, сэр Гюйам. – Граф Брасс усилием воли переломил свое настроение. – И можно еще подкрепиться этой доброй пищей, чтобы у нас были силы сражаться завтра.

– Как ты себя чувствуешь, Д’Аверк? – спросил Хоукмун, когда все уселись за стол.

– Довольно неплохо, – бодро отозвался Д’Аверк. – Наверное, смогу проглотить кусочек чего-нибудь укрепляющего. – И с этими словами он принялся наполнять свою тарелку мясом.

Почти весь ужин они провели в молчании, наслаждаясь трапезой, которая могла оказаться последней в их жизни.

Когда утром Хоукмун выглянул в окно, то болота внизу были сплошь заняты людьми. Ночью Темная Империя подкралась к самым стенам и теперь готовилась к осаде.

Хоукмун быстро оделся, затянул на себе доспехи и спустился в зал, где застал Д’Аверка, уже облаченного в его потрепанную броню, Оладана, начищающего клинок, и графа Брасса, который обсуждал детали предстоящего сражения с двумя капитанами, уцелевшими в прошлых боях.

Атмосфера в зале была напряженная, мужчины переговаривались друг с другом вполголоса.

Выглянула Иссельда и негромко позвала:

– Хоукмун…

Он развернулся, взбежал по ступенькам на площадку, где она стояла, и обнял девушку, нежно прижимая к себе и целуя в лоб.

– Дориан, – сказала она, – давай поженимся до того…

– Хорошо, – негромко согласился он. – Надо найти Боженталя.

Философа они отыскали в его комнатах, он читал. Когда они вошли, он поднял глаза и улыбнулся им. Они объяснили, чего хотят, и он отложил книгу.

– Я надеялся на пышную церемонию, – вздохнул поэт, – но я всё понимаю.

Он велел им взяться за руки и опуститься на колени, а сам произнес речь собственного сочинения, которую произносил, совершая этот обряд, с тех самых пор, как прибыл со своим другом в замок Брасс.

Когда недолгая церемония была окончена, Хоукмун поднялся и снова поцеловал возлюбленную.

– Береги ее, Боженталь, – попросил он и вышел из комнаты.