– И что же это за дела, мастер Фанк? – спросил Оладан.

Фанк немного помолчал.

– У нас на Оркнеях, друг мой, не принято спрашивать других об их делах, – с упреком пояснил он.

– Спасибо тебе за дары, – с поклоном произнес Оладан, – и прошу прощения за свое любопытство.

– Извинения приняты, – сказал Фанк.

– Прежде чем ты уйдешь, мастер Фанк, благодарю тебя от имени всех нас за чудесные подарки, – обратился к нему граф Брасс. – Позволь напоследок задать еще один вопрос?

– По моему мнению, вы задаете слишком много вопросов, – заметил Фанк. – С другой стороны, это мы на Оркнеях слишком немногословны. Спрашивай, друг, я постараюсь ответить, если это не личный вопрос.

– Тебе известно, как разбилась машина с кристаллом? – спросил граф Брасс. – Почему она погибла?

– Я полагаю, что этот лорд Тарагорм, мастер Дворца Времени в Лондре, нашел какое-то средство, чтобы уничтожить машину, как только узнал, где именно она находится. В его распоряжении старинные тексты, где можно почерпнуть подобные сведения. Он, несомненно, построил часы, звон которых проходит через измерения, и их силы и громкости хватило, чтобы разбить кристалл. Насколько я понимаю, то было единственное средство, которым располагали враги народа из Сориандума, подарившего вам машину.

– Так это Темная Империя вернула нас обратно, – проговорил Хоукмун. – Но если так, почему они не ждали здесь нашего возвращения?

– Наверное, внутренние проблемы, – предположил Орланд Фанк. – Мы еще узнаем. Прощайте, друзья. У меня предчувствие, что мы встретимся уже очень скоро.

Глава пятая

Пять героев и одна героиня

Когда ворота за Фанком закрылись, Боженталь спустился в зал, и на его благодушном лице читалось непривычное выражение. Он шагал негнущимися ногами, и глаза были устремлены куда-то вдаль.

– Что случилось, Боженталь, – с тревогой спросил граф Брасс, подходя к старинному другу и беря его под руку. – Ты чем-то взволнован. Боженталь покачал головой.

– Не взволнован – я принял решение. Я пришел к нему. Уже много лет я не держу в руках ничего тяжелее пера, не занимаюсь ничем более суровым, чем вопросы философии. Но теперь я выйду против Лондры с оружием в руках. Я поеду с вами, когда вы отправитесь на бой с Темной Империей.

– Но, Боженталь, – начал Хоукмун, – ты ведь не воин. Ты утешаешь нас, поддерживаешь своей добротой и мудростью. Это придает нам сил, и это так же важно, как и поддержка в бою.

– Да, только на этот раз бой будет последним: победа или поражение, – напомнил ему Боженталь. – Если вы не вернетесь, вам не понадобится моя мудрость, а если вернетесь, вам вряд ли пригодятся мои советы, ведь вы будете теми, кто сломал хребет Темной Империи. Поэтому я тоже возьмусь за клинок. Я знаю, что один из подаренных шлемов мой. Вон тот, с черным гребнем.

Хоукмун отступил в сторону, когда Боженталь подошел к шлему и поднял его. Медленно опустил себе на плечи. Шлем подошел идеально. Они видели в отражении то, что видел сейчас сам Боженталь: собственные лица, на которых читались восхищение и грусть.

Д’Аверк первый шагнул к нему с распростертыми объятиями.

– Отлично, Боженталь. Я буду счастлив в кои-то веки скакать в одном строю с человеком утонченного ума!

Хоукмун хмурился.

– Решено. Если ты сам хочешь, Боженталь, мы будем только рады. Интересно, для кого же предназначен оставшийся шлем?

– Для меня.

Голос был тихий, но твердый.