Сбитый с толку странными манерами Хоукмуна и не привыкший иметь дело с подобными личностями, Мелиадус нахмурился:

– Мы не можем быть до конца уверены, что ты не ведешь какую-то сложную игру, пытаясь сбежать. Хотя интеллектуальная машина до сих пор была безукоризненно точна, не исключено, что ты владеешь некой тайной магией, обманувшей ее.

– Я ничего не знаю о магии.

– И я тебе верю – почти. – Голос барона немного повеселел. – Но нам нет нужды опасаться – существует прекрасное средство от любого предательства с твоей стороны. Средство, которое либо приведет тебя обратно, либо убьет, если мы поймем, что тебе больше нельзя доверять. Это устройство было недавно открыто бароном Каланом, хотя, насколько я понимаю, изобрел его не он сам. Называется оно Черный Камень. Завтра ты получишь его. А сегодня переночуешь во дворце – тебе отведены комнаты. Перед отъездом ты удостоишься чести предстать перед его величеством королем-императором. Немногим чужестранцам так повезло.

После этих слов Мелиадус вызвал стражников в масках насекомых и приказал им отвести Хоукмуна в его покои.

Глава третья

Черный Камень

На следующее утро Дориана Хоукмуна снова отвели к барону Калану. Змеиная маска как будто цинично усмехалась, глядя на него, но сам барон почти ничего не сказал. Лишь провел его через анфиладу комнат и залов до помещения с простой стальной дверью – первой из тех трех, что отделяли от остального мира маленькую, ослепительно яркую комнату со стенами из белого металла. Середину комнаты занимала машина поразительной красоты. Она почти целиком состояла из нежных паутинок, красных, золотых и серебряных, которые принялись гладить лицо Хоукмуна, даря ощущение человеческого тепла и жизненной силы. Нити, двигавшиеся как будто от дуновения легкого ветерка, издавали едва слышную музыку.

– Она как будто живая, – сказал Хоукмун.

– Она и есть живая, – с гордостью прошептал барон Калан. – Она живая.

– Это какое-то животное?

– Нет, это порождение магии. Даже я не вполне понимаю, что это на самом деле такое. Я построил ее по описанию из гримуара, который много лет назад купил у одного восточного человека. Это машина Черного Камня. И очень скоро ты сведешь с нею близкое знакомство, дорогой герцог.

Где-то в глубине души Хоукмун ощутил слабую волну страха, но она даже не докатилась до поверхности его сознания. Он позволил красным, золотым и серебряным нитям гладить себя.

– Это еще не всё, – сказал Калан. – Она должна раскрутить Камень. Подойди ближе, милорд. Войди внутрь. Боли ты не почувствуешь, обещаю. Она должна раскрутить Черный Камень.

Хоукмун повиновался барону, паутинки зашелестели и начали петь. Он был оглушен, ослеплен мельтешением красного, золотого и серебряного.

Машина Черного Камня ласкала Хоукмуна, вроде бы оказавшись внутри него: она стала им, а он – ею. Он пел, и это его голос был музыкой паутинок; он двигался, и это его конечности превращались в тонкие нити.

Внутри головы возникло какое-то давление, и его тело затопило чувство бесконечного тепла и мягкости. Он плыл куда-то, лишившийся ощущения телесности и времени, но знал, что машина творит что-то из своей собственной субстанции, раскручивает это и оно становится все тверже и плотнее. Потом машина поместила это в центр его лба, отчего ему показалось, будто он внезапно обрел третий глаз и увидел мир совершенно иначе. Постепенно ощущение померкло, и Хоукмун взглянул на барона Калана, а тот даже снял маску, чтобы не упустить ни единой детали.

Внезапно резкая боль пронзила голову Хоукмуна и в то же мгновение отступила.