Изменить размер шрифта - +
Но родители твердо сказали ей, что Никт — воображаемый и в этом нет ничего плохого, и мама даже несколько дней ставила для него тарелку, так что Скарлетт не удивлялась, что у Никта есть воображаемые приятели.
 — Бартлби сказал, что у тебя «лице аки давлена слива», — говорил ей Никт.
 — Сам он такой! А почему он так странно говорит? И вообще, может, он хотел сказать «помидор»?
 — По-моему, в его время не было помидоров. И говорили тогда именно так.
  Скарлетт — девочка умная, но одинокая — была очень рада, что нашла друга. Ее мама преподавала в заочном университете студентам, которых никогда не видела живьем: проверяла работы по английскому языку, присланные по компьютеру, и отвечала советом или похвалой. Папа преподавал физику частиц, но, как сказала Скарлетт Никту, «желающих преподавать физику частиц больше, чем желающих ее изучать». Поэтому семья постоянно переезжала из города в город. Каждый раз отец надеялся получить постоянную работу, но пока безуспешно.
 — А что такое физика частиц? — спросил Никт.
 Скарлетт пожала плечами:
 — Ну, есть атомы — это такие маленькие штучки, которые нельзя увидеть. Мы из них состоим. И есть другие штучки, еще меньше атомов. Это физика частиц.
 Никт кивнул, он решил, что отец Скарлетт занимается чем-то воображаемым.
  Каждый будний день после обеда друзья вместе гуляли по кладбищу, водили пальцами по надписям, иногда переписывали эпитафии. Никт сообщал Скарлетт все, что знал про обитателей этой могилы, мавзолея или гробницы, а она рассказывала о том, что прочитала или услышала, или просто о большом мире: об автомобилях, автобусах, телевидении и самолетах (Никт видел их высоко в небе, но думал, что это такие шумные серебристые птицы, и не очень ими интересовался). Зато Никт мог рассказать о том времени, когда люди в могилах были живыми: например, как Себастиан Ридер ездил в Лондонтаун и видел королеву — толстую тетку, которая сердито глазела на всех из-под меховой шапки и не понимала ни слова по-английски. Себастиан Ридер не помнил, как звали королеву, но сказал, что вроде бы долго она не правила.
 — Когда это было? — спросила Скарлетт.
 — На его могиле написано, что он умер в тысяча пятьсот восемьдесят третьем. Значит, еще раньше.
 — А кто на кладбище самый старый?
 Никт нахмурился.
 — Наверное, Гай Помпей. Он приехал сюда через сто лет после первой высадки римлян. Он мне рассказывал. Ему еще дороги понравились.
 — Значит, он самый старый?
 — Наверное.
 — А давай сделаем себе домик в этом большом каменном доме?
 — Ты не сможешь туда зайти. Он закрыт. Они все заперты.
 — А ты можешь?
 — Конечно.
 — А почему я не могу?
 — Ну, я гражданин этого кладбища. И много где могу проходить.
 — Я хочу поиграть в большом каменном доме.
 — Тебе нельзя.
 — Ты просто жадный и меня не пускаешь.
 — Неправда.
 — Жадина!
 — Не-а.
 Скарлетт засунула руки в карманы куртки и ушла не попрощавшись. В глубине души она знала, что несправедлива к Никту, и от этого злилась еще больше.
 За ужином она спросила родителей, жили ли здесь люди раньше римлян.
 — Откуда ты узнала про римлян? — удивился отец.
 — Все знают, — презрительно отмахнулась Скарлетт. — Так жил тут кто-нибудь?
 — Кельты, — ответила мать. — Они поселились здесь раньше, а римляне их завоевали.
  На скамейке у старой часовни Никт вел почти такой же разговор.
 — Самый старый? — переспросил Сайлес.
Быстрый переход