Над ухом Бонда прошелестел хриплый шепот: «Вот он, вылезает».
В темном квадрате показалась черная тень человека, который повис на руках, держась за край люка, затем разжал руки и упал вниз, мягко
приземлившись на тротуар. Корабль, плывущий по Босфору, заревел в ночи, как проснувшийся в клетке зверь. Бонд почувствовал, как по его лбу
пробежала струйка пота. Человек встал, выпрямился и сделал шаг вперед. Ствол винтовки еще больше вдавился в плечо Бонда и медленно
поворачивался.
«Как только Криленку подойдет к краю тени, – подумал Бонд, – он тут же бросится бежать». Точно. Человек наклонился вперед и приготовился
пересечь пустынную улицу, залитую лунным светом. Он вышел из под прикрытия тени: вот показалась нога, опущенное (чтобы придать рывку
дополнительное ускорение) плечо...
Звук, раздавшийся у самого уха Бонда, напоминал удар топора, вонзившегося в ствол дерева. Человек рухнул на мостовую, вытянув перед собой руки и
ударившись головой о камни.
Рядом звякнула пустая гильза, выброшенная из патронника. Щелчок затвора, загнавшего в канал ствола свежий патрон...
Пальцы лежащего зашевелились, царапая мостовую, ноги дернулись – и он замер. Тело совершенно неподвижно.
Керим удовлетворенно буркнул что то и убрал ствол винтовки с плеча Бонда. Потом начал разбирать винтовку и укладывать оптический прицел в
кожаную сумку.
Бонд отвел взгляд от темной фигуры, распростершейся на мостовой, фигуры, которая только что была человеком, а сейчас превратилась в холодеющую
плоть. На миг его охватило чувство протеста против этой жизни, заставившей его, Бонда, стать свидетелем холодного убийства. Это возмущение не
было направлено против Керима, на которого убитый покушался дважды. По сути дела, это была дуэль, длившаяся долгое время, в течение которого
Криленку стрелял в Керима дважды, тогда как тот ответил лишь одним выстрелом. Керим оказался умнее и хладнокровнее, да и счастье было на его
стороне. Но сам Бонд никогда не убивал бесстрастно и равнодушно, поэтому мысль о том, что он оказался невольным свидетелем – и соучастником –
такого убийства, вызвала у него отвращение.
Керим молча положил руку ему на плечо, и они пошли обратно.
– Жизнь и смерть неразрывно связаны, мой друг, – Керим словно читал мысли Бонда. – Иногда ты превращаешься в орудие смерти. Мне не жаль этого
человека, равно как я не испытываю жалости к русским, которых мы видели сегодня. Это жестокие люди. К ним нельзя обращаться с просьбой о
милосердии: такое им непонятно. От них можно только требовать, и, если сила на твоей стороне, они уступят. Жаль, что ваше правительство не
понимает этого.
Теперь они поднимались по узкому переулку, круто идущему вверх. В пространстве между двумя рядами домов царила ужасная вонь. Выйдя из переулка,
они остановились передохнуть и потом медленно пошли к деревьям на площади Ипподрома.
– Скажи, ты простил меня? – Это был странный вопрос, который трудно было ожидать от человека, привыкшего к риску и жестокости.
– За что? Ведь ты выполнял свою работу. Наоборот, я поражен блестящей организацией, которую ты создал. Это мне нужно просить у тебя прощения. Я
принес тебе массу неприятностей, и ты быстро справился с ними, предоставив мне роль стороннего наблюдателя. К тому же мое собственное задание не
сдвинулось с места. М. будет недоволен. Может быть, в гостинице я что то узнаю.
Но когда «роллс ройс» остановился у входа в гостиницу и Керим зашел в вестибюль вслед за Бондом, у портье не было никаких новостей.
– Не расстраивайся, мой друг. |