|
Предательство и интриги останутся позади. Виновата ли девушка в смерти Керима? Бонд вошел в столовую и снова встал у окна, вспоминая каждую минуту, проведенную вместе с ней, начиная с того момента, когда они встретились в «Кристэл Палас». Нет, он ни в чем не мог винить ее. Если она подослана к нему, то и сама не знала конечной цели игры. Не может быть, чтобы девушка в ее возрасте играла роль так расчетливо, хладнокровно, так правдиво. Может, их заговор должен был кончиться смертью Керима? Когда нибудь Бонд узнает все подробности. Сейчас он был уверен в одном – Татьяна не была сознательной участницей этого заговора. Бонд подошел к двери ванной комнаты и постучал. Дверь открылась. Татьяна вышла, и Бонд обнял ее. Девушка прильнула к его груди, и они стояли, прижавшись друг к другу, пытаясь теплотой своих тел прогнать призрак смерти Керима. Наконец Татьяна отбросила голову назад, посмотрела ему в глаза и отвела с его лба прядь волос. Радость жизни вернулась к ней. – Я так рада, что ты снова со мной, Джеймс. А теперь нам нужно поесть и начать нашу жизнь заново. В девять часов появился Темпо и отвез их на станцию, где у перрона стоял «Восточный экспресс», словно замерший под слишком ярким светом дуговых ламп. Он попрощался быстро и холодно и исчез с перрона – и из их жизни – в глубине неведомого им существования. Точно по расписанию прозвучал гудок, поезд тронулся и поехал, набирая скорость, по долине Савы. Бонд снова сидел в купе, держа голову спящей Татьяны на своих коленях. Они миновали Винковци, затем Брод, и когда начало светать, поезд остановился в Загребе. После короткой стоянки путешествие продолжалось. «Восточный экспресс» с грохотом летел по долинам Словении, где яблоневые сады и горные шале так напоминали Австрию. Наконец показалась Любляна. Девушка проснулась. Они умылись и отправились в ресторан. На завтрак им подали яичницу, жесткий черный хлеб и кофе из одного цикория. За соседними столами расположились оживленные английские и американские туристы, возвращающиеся с Адриатического побережья, и Бонд с облегчением подумал о том, что к вечеру поезд будет в Западной Европе и третья опасная ночь миновала. Он спал до Сезана. По вагонам прошли югославские пограничники в штатском, и Югославия осталась позади. Поезд остановился в Поггиореале, и Бонд впервые ощутил, что они возвращаются к светлой жизни – весело болтающие итальянские таможенники, беззаботная толпа на перроне. Дизельный локомотив лихо свистнул, в воздухе замелькали смуглые руки провожающих, которые долго махали вслед поезду, направляющемуся к Триесту и голубым волнам Адриатики. «Мы ускользнули от них, – подумал Бонд. – Мы действительно ускользнули от них. Больше нам ничто не угрожает». Воспоминания последних трех суток остались где то далеко. Татьяна заметила, что напряжение исчезло с его лица. Бонд опустил окно. Они стояли, тесно прижавшись друг к другу и глядя на живописные виллы на побережье, яхты и быстрые катера, за которыми мчались на водных лыжах легкие загорелые фигурки. Поезд простучал по стрелкам и въехал в Триест. Бонд не мог оторваться от окна. Он был счастлив. В порыве чувств он обнял Татьяну за талию, и они, улыбаясь, глядели на праздничную толпу. Солнечные лучи осветили огромные окна станции. Чистота и оживление, царящее на перроне, были по особому праздничны по сравнению с темнотой и опасностью стран, оставшихся где то там, за далеким горизонтом, в их прежней жизни. До отхода поезда было еще много времени. В празднично шумящей толпе Бонд заметил мужчину, который шел по перрону не спеша, с любопытством оглядываясь по сторонам. |
