Сблизившись, каждый нанес сопернику мощный и меткий удар: копье герцога,
ударив в щит противника, пробило его насквозь, уперлось в кирасу,
соскользнуло под наплечник и легко ранило рыцаря в левую руку. От этого
удара копье герцога сломалось почти у самого острия, и отломившийся кусок
остался в щите.
- Ваше высочество, - обратился рыцарь к своему противнику, - смените,
пожалуйста, шлем, а я тем временем выдерну обломок вашего копья, ибо он
хоть и не причиняет мне боли, но мешает продолжать поединок.
- Благодарю, мой кузен, граф Невэрский, - ответил герцог, узнав своего
противника по той глубокой ненависти, которую они давно уже питали друг к
другу. - Благодарю вас. Я даю вам столько времени, сколько требуется, чтобы
остановить кровь и перевязать руку, а я буду продолжать битву без шлема.
- Как вам угодно, ваше высочество. Сражаться, конечно, можно и с
обломком копья в щите, и с незащищенной головой. Мне требуется время лишь
на то, чтобы бросить копье и обнажить шпагу.
Говоря это, он успел сделать то и другое и уже приготовился к бою.
Герцог Туренский последовал примеру противника и, отпустив поводья лошади,
прикрыл обнаженную голову щитом. Между тем левая рука графа свисала в
бездействии, ибо латы на ней были повреждены копьем, и пользоваться ею граф
не мог. Оруженосцы, поспешившие было на помощь своим господам, увидав, что
они продолжают битву, тотчас удалились.
И в самом деле, битва возобновилась с новым ожесточением. Графа
Невэрского не очень заботило то, что он не может пользоваться левой рукою;
полагаясь на прочность своих доспехов, он смело принимал удары противника и
сам непрестанно атаковал его, целясь ему в голову, прикрытую теперь только
щитом, и удар по этому щиту был подобен удару молота по наковальне. Между
тем герцог Туренский, отличавшийся изяществом и ловкостью еще более, чем
силой, кружился вокруг графа, пытаясь обнаружить уязвимое место в его
вооружении и атакуя острием шпаги, ибо не рассчитывал добиться успеха ее
лезвием. Над полем воцарилась полнейшая тишина: в ограде слышны были только
удары железа о железо. Казалось, что зрители не осмеливаются даже дышать и
что вся жизнь этой замершей толпы переместилась в ее глаза, сосредоточилась
в ее взорах.
Поскольку никто не знал имени противника герцога Туренского, все
симпатии, все сочувствие были на стороне герцога. Голова его, затененная
щитом, могла бы послужить живописцу великолепной моделью головы архангела
Михаила. Беспечное выражение исчезло с его лица, глаза горели пламенем,
развевающиеся волосы ореолом обрамляли лоб, сквозь раскрывшиеся в
судорожном движении губы сверкал ряд белоснежных зубов. И при каждом ударе,
наносимом ему противником, дрожь пробегала по рядам зрителей, словно все
отцы трепетали за своих сыновей, все женщины - за своих возлюбленных. |